– Дрянь?
– Удар. Трагедия. Незадача.
Виктория ухмыльнулась.
– Дело дрянь… Звучит здорово.
Я оставалась с ней, пока она, проголодавшись, не решила наконец пойти в дом и что-нибудь перекусить. Сходя с последней перекладины стремянки я вдруг почувствовала, как под ногой у меня что-то хрустнуло.
Наклонившись, я подняла с пола маленький блестящий предмет и повертела в пальцах.
– Пуговица, – сказала я, разглядывая изящную золотую застежку на свет. – Виктория, она, случайно, не от какой-нибудь из твоих кукол?
Она вгляделась.
– Нет, я в этом уверена. Натаниэль не покупает мне кукол с глазами из пуговиц. И эта пуговица слишком большая для кукольного платья. Скорее, она от мужского сюртука или, возможно, от дамского пальто.
Если пуговица оторвалась не от платья куклы Виктории, тогда она оторвалась от чего-то другого. У кого-то другого. Может, у того, кто следил за нами с Натаниэлем из кукольного домика?
Я взъерошила волосы на голове Виктории.
– Хорошая работа, Шерлок. Она ухмыльнулась.
– Элементарно, мой дорогой Ватсон.
Холодный порыв ветра ударил мне в лицо, когда я перешагнула порог и с чувством, будто только что попала в мир одного из тех готических романов, которыми зачитывалась Виктория, вышла наружу.
– Мисс Джеймс, я очень рада, что вы согласились прийти, – любезно приветствовала меня Пруденс, когда я, в сопровождении горничной, вошла в ее гостиную.
– Спасибо за приглашение.
Мы опустились на мягкие, украшенные вышивкой подушки одинаковых чиппендейлских кресел вишневого дерева, между которыми располагался серповидный столик во французском колониальном стиле, и Пруденс, отпустив прислугу, принялась разливать чай из серебряного чайника.
– Я должна извиниться перед вами, – проговорила она, протягивая мне чашку. – Боюсь, я вела себя отвратительно вчера утром.
Я не поверила своим ушам. Подобные признания были явно не в духе Пруденс.
– Вы ни в чем не виноваты. Любой бы расстроился на вашем месте. Поведение моей собаки также оставляло желать лучшего.
Она улыбнулась и взяла в руки маленький серебряный кувшинчик.
– Согласна. Сливки?
– Спасибо, да.
– Сахар?
Я открыла было рот, собираясь попросить заменитель сахара «Свитен Лоу», но вовремя остановилась.
– Да, спасибо.
Она передала мне сахарницу. Воспользовавшись изящными серебряными щипчиками, я опустила в чашку два кусочка сахара и помешала чай серебряной ложечкой.
– Как я уже сказала, – начала Пруденс, – я совсем не хотела быть с вами грубой. Но я ужасно боюсь собак… вот я и сорвала на вас злость. Еще раз прошу простить меня и предлагаю начать наши отношения так сказать с чистого листа.
– Конечно, – ответила я, гадая, не была ли наигранной искренность Пруденс. – Почему бы и нет?
Пруденс с облегчением вздохнула и уголки ее изящного маленького ротика слегка приподнялись в улыбке. Она и вправду была великолепна – настоящая писаная красавица. Я потянула себя за ворот, почувствовав внезапное удушье; на миг мне показалось, будто на шее у меня затягивается петля.
– Вижу, вы ходили по магазинам, – заметила она. – Это чудесное платье – цвет явно вам идет.
– Спасибо. Ваше платье тоже очень красиво, – сказала я, чувствуя себя, по сравнению с ней, одетой совершенно безвкусно. – Да, на вас вчера были изумительные сережки. Жемчужные. Могу я спросить, где вы их приобрели?
Она коснулась нити жемчуга на своей шее.
– Спасибо. Мне их подарил один очень дорогой мне человек. Я обожаю жемчуг. Он такой искристый… как миниатюрные хрустальные шары.
Я догадывалась, кто был этим «очень дорогим человеком», подарившим ей жемчужные серьги, но сейчас меня занимало совсем другое. Ее упоминание хрустальных шаров напомнило мне, что в тот вечер, когда Натаниэль нашел меня на чердаке своего дома, он сказал о вере Пруденс в привидения.
Я испробовала все, что только могла придумать, чтобы помешать ему жениться на ней – однако ничто не сработало – ни правда, ни вымысел, и моя попытка соблазнить его потерпела фиаско. Какого черта! Если Натаниэль не поверил в мои экстрасенсорные способности, то почему бы мне не попытать счастья с Пруденс?
– Могу я взглянуть на вашу ладонь? – спросила я, выдавливая из себя вежливую улыбку. – Я, видите ли, читаю по руке. Мама говорит, что мне следовало бы родиться цыганкой – так много моих предсказаний сбывается.
– Хиромантка! – Пруденс хихикнула от возбуждения. – Какая прелесть. Я обожаю, когда мне гадают. – Она положила руку на стол, ладонью вверх, и я взяла ее в свою.
– Я вижу длинную линию жизни, – начала я.
– Хорошо, – Пруденс принялась обмахиваться свободной рукой. – Что еще вы видите?
Наклонившись вперед, я сощурилась, делая вид, что внимательно изучаю линии на ее холодной наманикюренной руке.
– Странно, – сказала я. – Линия любви у вас раздвоена. Как вам это нравится?
Лицо Пруденс стало белым, как мел.
– Вероятно, здесь вы ошиблись. Я выхожу замуж в субботу.
Я пожала плечами.
– Я не пытаюсь что-либо объяснить; я просто читаю линии. Гм. – Я провела пальцем по ее руке и наморщила нос. – Видите это? Это означает трудный брак.
– Что?
– Сожалею, что приходится говорить об этом, но впереди вас ждет большая печаль.
– Печаль? – Ее рука задрожала. – Разве мой муж не будет хорошо ко мне относиться?
Я кивнула.
– Поначалу.
– А потом?
– По прошествии какого-то времени ему наскучат приемы и балы, которые вы любите. – Я прищурилась, вглядываясь. – Я вижу, как вас держат взаперти в вашей комнате, не позволяя никуда выходить…
– Натаниэль никогда такого не сделает! – Ее рука взлетела к горлу.
– Никаких больше красивых платьев… или драгоценностей. Я вижу, как ваш муж ограничивает ваши расходы. Ограничивает резко…
Внезапно за моей спиной мужской голос произнес:
– Чушь! Дорогая моя, зачем вам понадобилось выбрасывать деньги на все эти россказни профессиональной мошенницы?
Обернувшись, я увидела у себя за спиной Квентина Феннивика. При взгляде на мое лицо, он мгновенно побледнел, узнав во мне женщину, которую видел в магазине.
– Мистер Феннивик! – Пруденс покраснела. – Моя гостья не мошенница. По правде говоря, она почти что родственница.
– Извините меня, – сказал Феннивик, кивнув мне. – Я лишь забочусь об интересах мисс Пратвелл… ради ее отца, как вы понимаете. Говоря о котором… – он повернулся к Пруденс. – Я… пришел, чтобы передать вам послание вашего отца. Но, может быть, мне лучше вернуться позже… после того, как ваша гостья уйдет.