опасным от этого не становился.
А если уж совсем откровенно, то более грозного джентльмена Софья еще не встречала.
Служанка наконец умолкла, вся ее воинственность разбилась о спокойную неуступчивость герцога. Звук шагов… и дверь закрылась. Софья осталась у окна и даже не обернулась, хотя острый мужской запах уже наполнил комнату, и по спине побежали мурашки.
— Мне казалось, мы достигли понимания и покончили с вашими играми, — бросил он ей в спину.
— С какими играми?
Он взял ее сзади за плечи и повернул лицом к себе.
В глубине его глаз уже вспыхнул и разгорался знакомый огонь.
— Вы не сможете меня избегать.
— Похоже на то, — бросила она, стараясь не замечать растекающейся по телу жаркой волны. — Что вы сделали с моей девушкой?
Его тяжелый взгляд наткнулся на щит ее упрямства.
— Я предложил ей спуститься вниз и пообедать с другими слугами. Несправедливо, что бедняжка страдает из-за трусости хозяйки.
— Я вас не боюсь. Просто устала. И раз уж вы так заботитесь о моей служанке… я попросила принести сюда два подноса, так что в любом случае голодной она спать не отправилась бы.
Герцог скривил губы в безрадостной ухмылке.
— Ах да, подносы.
— Что такое? Есть какие-то трудности?
— Уже нет. Я сказал кухарке, чтобы не беспокоилась насчет подносов и что вы будете обедать с нами в столовой.
— Вы со всеми гостями так обходитесь?
Он провел пальцем по ее губам. Она нахмурилась и отстранилась.
— Только с теми, которые упрямятся и ведут себя безрассудно.
Софья глубоко вдохнула и опустила глаза. Его темные мужские чары действовали безотказно. Она просто не могла сопротивляться им.
— Я всего лишь хочу провести спокойный вечер. Что же в этом безрассудного?
— Я желаю, чтобы сегодня вы провели вечер в моей компании. — Очертив рот, палец проследовал вверх по скуле.
— А поскольку вы герцог и хозяин Мидоуленда, то всегда получаете свое?
Теперь он улыбнулся уже по-настоящему.
— Я всегда получаю то, чего желаю, потому что не приемлю ничего другого.
Она облизнула губы и тут же пожалела об этом, заметив, как полыхнули желанием темные глаза под сдвинутыми бровями. И ее собственное бедное сердечко шевельнулось в ответ.
— Вы не можете принудить меня спуститься к обеду.
— Вообще-то могу, — насмешливо возразил он. — Но если вы все же предпочтете обедать у себя в комнате, я просто приду к вам.
— Да вы совсем потеряли рассудок! Вам нельзя…
— Почему это?
— Потому что… это неприлично. Будет скандал.
— Скандал коснется только вас, а я герцог. Меня здесь давно знают и уважают, и запачкать мою репутацию очень трудно. — Он помолчал. Взгляд его, скользнув вниз, медленно прогулялся по шелковому, цвета янтаря платью и остановился на серебристой нижней юбке. Потом он нахмурился и, подняв руку, потянул за край шали, которой она укутала плечи. — А я и забыл, как вы любите тепло. Скажу служанке, чтобы разожгла камин, пока мы будем обедать.
Софья стиснула зубы.
— Только не притворяйтесь заботливым.
— Но мне действительно не все равно, как вы устроились в Мидоуленде. — Герцог положил руку ей на шею, погладил большим пальцем пульсирующую жилку у горла. — Я намерен сделать все возможное, чтобы угодить вам, чтобы вы не испытывали никаких неудобств.
— Просто оставьте меня в покое.
— Вы и впрямь этого хотите? — Он поймал ее взгляд. — Покоя?
— Да, — прошептала она, пытаясь обмануть и его, и себя.
Ни тот ни другая не поверили. Герцог прищурился:
— Лгунья.
— Почему вы так говорите? Что вы знаете обо мне?
— Слишком мало. Но намерен узнать больше. И уж поверьте мне, я способен разглядеть одиночество в женских глазах. Даже таких синих, как ваши.
Этого еще не хватало! Она оттолкнула его. Отвернулась.
— Не смотрите на меня так.
Герцог взял ее за плечи, но поворачивать к себе не стал.
— Разве я не прав? Разве вам не одиноко?
— Я… я скучаю по дому.
— А есть ли он у вас, мисс Софья? Настоящий дом?
Негромкие слова попали в цель, разбудив давнюю-давнюю боль, и Софья вдруг почувствовала себя совершенно одинокой, беззащитной и никому не нужной.
Стефан уже завладел ее телом — нельзя позволить, чтобы он так же завладел и ее сердцем.
— Что за вопрос? Я живу в одном из красивейших домов Санкт-Петербурга.
Он наклонился к самому ее уху:
— Есть жилище, и есть дом. Я сам лишь недавно уяснил себе эту простую истину.
Ресницы дрогнули и опустились. С его дыханием пришла и раскатилась по всему ее телу горячая волна. Рядом со Стефаном холода можно было не бояться.
— Вам неуютно в Мидоуленде? Вы несчастливы здесь?
— Меня здесь все устраивает… по большей части. Я доволен.
— Быть довольным и счастливым не одно и то же.
— Да, не одно и то же. — В его словах она уловила печальную нотку, которая странным образом отозвалась и в ее душе.
Неожиданно для себя самой она резко повернулась к нему. Боже, да что же это с ней такое? В списке тех, кто нуждался в ее сочувствии и заслуживал ее симпатии, герцог Хантли определенно значился бы последним.
Красив, богат, жесток и беспощаден, уверен в своем праве получать все, что пожелает…
Если он при этом еще и одинок, то так распорядилась не судьба. Таков его собственный выбор.
— Я так понимаю, вы не уйдете, пока я не соглашусь пообедать вместе с вами?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Вы столь же умны, сколь и прекрасны.
— А вы, сэр, самоуверенный грубиян.
Он взял ее за подбородок.
— У вас есть четверть часа. Не спуститесь в столовую — я сочту это приглашением отобедать в вашей спальне.
Выйдя в коридор, Стефан прислонился к стене и перевел дух.
Какой же он глупец.
Вот только в чем его глупость? В том, что, разозлившись на Софью, попытавшуюся увильнуть от обеда и общения с ним, дал волю гневу, который и привел его в ее спальню? Или же в том, что, оказавшись там, не воспользовался удобным моментом?
В любом случае он снова довел себя чуть ли не до белого каления, вот только тушить пожар было уже нечем.
