'Он потерял друга, и ему очень больно, - согласился Зверь. - Он сейчас просто отключил все свои чувства и не зацикливается на них, пока не разберется со всеми делами. Это хорошее умение, тебе бы так научиться'.
'Знаю', - вздохнула я, что сказать, о таком самообладании мне можно только мечтать.
'А что до того, зачем он позвал тебя, так, по мне, это тоже очевидно'.
Я начала злиться.
'Может, тебе очевидно!'
'Тпру! Притормози! - осадил меня Зверь. - Хочешь его еще и своей злостью порадовать?'
Вот черт! Конечно же, Зверь был прав. Не хватало еще подлить масла в огонь своими чувствами, будто и без меня тут мало проблем.
Я попыталась сосредоточиться и взять себя в руки, как учил Золотаревский. Старик говорил, что я делала успехи, мне же казалось, что я топчусь на месте. Несмотря на то, что я уже научилась успокаиваться и 'глушить' свои эмоции, самоконтроль достигался за несколько минут и глубоких вдохов-выдохов, добиться автоматизма не получалось по-прежнему.
'Молодец, - несмотря ни на что, похвалил Зверь. - Вот так, держи себя в руках. Так о чем мы говорили?'
'О том, зачем Кирилл взял меня с собой'.
'Ах да, ну так вот. У тебя когда-нибудь умирал кто-то близкий?'
'Бабушка'.
'Что ты чувствовала?'
Зверь начал издалека. Мне хотелось потребовать от него немедленных ответов, но я постаралась набраться терпения, я же обещала себя контролировать.
Я задумалась и попыталась подобрать слова, наиболее четко описывающие мое состояние.
'Это было горе. Я не могла поверить, что больше ее не увижу, чувство безысходности, беспомощности, неспособности повернуть время вспять'.
'И ты?..' - он продолжать подталкивать меня к нужным выводам, но непременно хотел, чтобы я дошла до всего самостоятельно.
'И я плакала, - уж это я помнила, - ревела, особенно, когда оставалась одна'.
'Вот ты и ответила на свой вопрос', - довольно подвел итог Зверь.
'Ты думаешь?..' - ахнула я, невольно снова покосившись на Кирилла.
'Я уверен. Он не хочет оставаться один. Не думаю, что он маньяк, привыкший контролировать свои эмоции и наедине с самим собой. Ты его спасительная нить, чтобы не расклеиться раньше времени. А то, что он тебя еще и любит, это приятный бонус, ему спокойнее, когда ты рядом'.
Я попыталась проиграть в своей голове все аргументы, выдвинутые Зверем, но не нашла ничего, к чему бы могла придраться. Все доводы были весьма логичны.
'А потому вспомни все уроки Золотаревского, собери силы в кулак, и заткни свои собственные чувства подальше. Твоя цель - поддерживать', - подвел итог Зверь.
'Я постараюсь'.
'Ты недолжна стараться! - не выдержал он. - Ты должна делать! А то люблю, хочу ему счастья! Люди очень любят раскидываться такими словами, но на деле не могут элементарно заткнуться и поддержать, когда человеку плохо, и продолжают печься только о себе. Как вы там любите говорить? 'Люблю больше жизни'! Так пока у тебя жизнь никто не просит, просят лишь отложить свое самобичевание!'
Я много думала о его словах, тогда и потом, слова существа, живущего на земле сотни лет, и видевшего разных людей, разные судьбы и поступки.
Думала о его словах и во время похорон, которые проходили на следующий день. На них присутствовали, все 'наши', как сказал тогда Кирилл: Владимир Петрович, Леночка, Андрей, Молотов, Ковров и Петя. Пришли еще пять человек: три женщины и двое мужчин. К нам они не подходили, стояли особняком, как я поняла, это были люди, работающие в приюте для животных, принадлежавшем Илоне. Одна из женщин рыдала в голос.
Из 'наших' плакала Леночка, часто сморкаясь в припасенный платок огромных размеров. У Андрея были красные глаза, но на людях он крепился, ведь не гоже богатырю плакать при свидетелях. Старик держался стойко, только часто вздыхал. Ковров выглядел еще более злым, чем обычно, мне казалось, что если бы сейчас ему под руку попался кто-нибудь из Черных Капюшонов, разорвал бы голыми руками без всякой магии. С лица Молотова тоже сошла его постоянная улыбка, он выглядел подавленно и, казалось, старше на несколько лет. Только лицо мальчика Пети не выражало никаких эмоций. Он стоял в сторонке и ни с кем не разговаривал.
Я тоже не плакала. Вняв словам Зверя, я собрала все свои силы в кулак, и сдерживала в себе всякое проявление эмоций.
Так получилось, что все время похорон мы с Кириллом стояли отдельно от остальных, держась за руки. В этот момент это казалось таким естественным и единственно верным. Когда могилу принялись засыпать, он крепче сжал мою руку, других проявлений эмоций Кирилл себе не позволил.
Когда уже устанавливали временный памятник и расставляли венки, пошел дождь, совсем как в тот день, когда Илона умерла. Но, несмотря на погоду, никто не шелохнулся, продолжая стоять до конца под ледяными каплями. Только Леночка, оказывается, припасла зонт, которым она тут же накрыла себя и Владимира Петровича.
Это в американских фильмах, во время похорон непременно идет дождь, а все приходят в длинных черных плащах с такими же черными зонтами. У Леночки зонт оказался розовым. Нелепое яркое пятно среди кладбищенского антуража.
Когда все кончилось, люди начали расходиться. Первыми ушли друзья Илоны из приюта для бездомных животных. Потом улизнул Петя, как мне показалось, он ждал - не дождался, когда же приличия позволят уйти. Следом Ковров и Молотов медленно последовали к своим машинам, кивнув всем нам на прощание.
Леночка с Золотаревским и Андрей направились к нам. Как странно, краем сознания я отметила, что это мы должны были подойти к Владимиру Петровичу, но Кирилл не шевелился, и я не хотела его беспокоить ненужной суетой. Почему-то на кладбище любое лишнее движение кажется суетой.
- Кирюх, как же мы теперь без нее! - взвыл Андрей и зарыдал у Кирилла на плече.
Я тактично отошла, отведя взгляд. Ну, если даже наш богатырь не сдержался...
- Прекрати, - пробормотал Кирилл, капли дождя струились по его лицу, застилая глаза и заставляя часто моргать, - нормально все будет, - он похлопал Андрея по спине. - Сейчас нам нужно не слезы лить, а найти того, кто это сделал.
- Да я их всех! Да я!.. - продолжал убиваться Князев, даже не пытаясь взять себя в руки.
Сначала меня посетила мысль, что это неправильно, мужчины не плачут, а потом я устыдилась своей резкости. Кто я такая, чтобы судить других? Когда я билась в истерике в машине Мартынова, меня никто не осуждал, каждый имеет право выражать свои чувства так, как ему хочется. И это еще большой вопрос, что лучше: плакать, как Андрей, или надевать маску равнодушия и спокойствия, как Кирилл. Недаром ведь говорят, поплачь, легче станет. Почему-то я не сомневалась, что Князеву действительно станет легче уже на следующее утро, вот выспится хорошенько и отправится на новые подвиги покорения красавиц. Может быть, было бы лучше, чтобы Кирилл так же не стыдился проявления своих чувств?
А потом я спохватилась и вспомнила о главном отличии между Кириллом и Андреем. У Андрея было только свое горе, у Кирилла - наше общее. На него навалились эмоции всех пришедших на похороны. О чем же думал Андрей, прибежав поплакать у него на плече? Разве он не понимает?
Наверное, мое внутреннее возмущение было сильнее, чем мне казалось, несмотря на то, что я себя сдерживала. Кирилл почувствовал его, бросил на меня быстрый умоляющий взгляд, чуть качнув голов, мол, оставь. Я отвернулась.
В это момент и я вызвала желание поплакать у меня на плече. Леночка прямо-таки упала в мои объятия, выскочив из-под зонта, который вручила Золотаревскому. Она не причитала, как Андрей, а просто ревела, цепляясь за меня. Как странно, неужели, когда кто-то другой не плачет сам, кажется, что он может тебя утешить?
- Простудишься, - сказала я, подталкивая ее обратно под зонт.
