Черное такси останавливается около нашего дома, и пара довольно щеголеватых замшевых туфель появляется на верхних ступенях лестницы, ведущей в наш полуподвал, а вскоре виден уже и сам мой старик. В одной руке у него сумка с покупками, а другую он держит козырьком над глазами, заглядывая в наше окно.
Он позволяет мне обнять себя, после чего я отодвигаю его на расстояние вытянутой руки, чтобы разглядеть получше. Я не видел его с самого Рождества. Он улыбается и выглядит немного похудевшим, но, в то же время, и помолодевшим, несмотря на тоскливое выражение глаз и немного покрасневшие веки. Фрэнсис готовит ему сытный завтрак, он сажает Джо на одно колено, нянчит его, одновременно поглощая омлет с беконом и рассказывая о своих заграничных приключениях.
Он говорит, что этой поездкой оказывал услугу одному своему другу. У этого друга в Ньюкасле есть туристическая фирма, занимающаяся автобусными путешествиями по Европе, и он попросил отца проверить качество гостиницы в немецком городе Римеген, с которой собирался сотрудничать. Эта гостиница — недалеко от того места, где отец проходил службу после войны. По рассказу отца я догадываюсь, что его друг, видя, как отчаянно отец нуждается в том, чтобы на время уехать из дома, и зная, что он слишком горд, чтобы просто устроить себе отпуск, дал ему задание в качестве оправдания за столь необходимую отцу смену обстановки. Путешествие явно пошло на пользу, хотя бы отчасти вернув отцу бодрость духа и некоторое озорство его улыбке. Мне интересно, попытался ли он разыскать кого-нибудь из подружек своей молодости. Я не хочу показаться любопытным, но, позволив ему достаточно долго потчевать нас своими приключениями, я чувствую, что пора вернуться к главной теме.
— Ты что-нибудь слышал о маме?
— Нет, сынок, но я знаю, что они переживают нелегкие времена.
Он не упоминает имени Алана, но в его голосе не слышно победных ноток. Внезапно его лицо омрачается, и я вижу, как он страдает. Становится очевидно, что он все еще любит ее, несмотря на то, что произошло.
Я говорю ему, что и я не получал никаких известий от мамы, не упоминая о нашей горькой переписке, как будто даже это можно расценить как предательство. Мы оба смущены и подавлены.
Позавтракав, он смотрит на свои часы и говорит, что ему нужно спешить на автобус, идущий в Ньюкасл, потому что мой брат вот уже неделю в полном одиночестве держит оборону в молочном магазине. Я уговариваю его остаться.
— Ты можешь спать на диване, — говорю я, зная, что он откажется, но считая, что попытаться стоит.
— О, нет, я должен вернуться домой. Бедный Филипп работал за двоих, пока меня не было, — он целует Фрэнсис и малыша, быстро жмет мне руку и уходит. Отец тоже проживет еще только десять лет. Семена рака, который убьет обоих моих родителей, уже посеяны в их телах глубокой неудовлетворенностью и постоянным взаимным раздражением, которое столько лет цвело между ними как ядовитый цветок.
14.
Майлз всерьез намеревается отправить нашу группу на гастроли в Соединенные Штаты. Брат Стюарта и Майлза Ян, который в начале года переехал в Америку, чтобы начать новую жизнь, теперь работает продюсером в агентстве Paragon в городе Маконе (штат Джорджия). В ближайшее время агентство организует гастроли южных ансамблей, играющих буги-вуги, таких как Molly Hatchett, но Ян убедил организаторов, что будущее музыкального бизнеса — это так называемая новая английская волна. Группа Squeeze уже в Штатах, выступает по маленьким клубам, а к концу года должны подъехать и мы. Эти гастроли не вполне обычное предприятие: американская звукозаписывающая компания совершенно не собирается нас спонсировать. Нам придется потуже затянуть пояса и жить на те деньги, которые мы сможем собрать за свои выступления, и я сомневаюсь, что наши доходы хотя бы немного покроют расходы. Но совершить гастрольный тур по Америке, какими бы ни были его условия — это моя мечта, это миф, который вдохновлял меня с самых времен триумфа Beatles в шестидесятые годы. Просто поехать туда, выступать там — этого уже достаточно. А уж деньги я как-нибудь заработаю.
Я никогда не учился актерскому мастерству и никогда не испытывал желания им овладеть. Я не играл даже в школьных постановках, но в конце лета 1978 года мне доведется принять участие в пробах на небольшие роли в трех разных фильмах. Я достаточно заинтригован таким неожиданным поворотом событий, чтобы с удовольствием взяться за новое для меня дело. Первый фильм называется «Большое рок-н-ролльное надувательство» о группе Sex Pistols. Пиппа Маркхэм уговорила меня встретиться с режиссером фильма, Джулианом Темплом, который пробует меня на роль музыканта гей-группы под названием Blow Waves. Мой герой пытается украсть Пола Кука, ударника Sex Pistols. Эту сцену не назовешь большой кинематографической удачей, и после того как она снята, ее, к счастью, вырезают из окончательного варианта фильма. Как бы то ни было, я благодарен за 125 фунтов, которые получаю в конце съемочного дня. Второй фильм, под названием «Radio On», более интересен. Постановщик картины — Крис Пети, музыкальный критик из журнала
Много лет спустя, проходя мимо кинотеатра «Наmрstead's Everyman», я увижу объявление о том, что сегодня в полночь здесь будут показывать фильм «Radio On». Труди никогда не видела этой картины, поэтому я приглашаю ее в кино. Когда-то она встречалась с Питером О'Тулом, который однажды пригласил ее на поздний сеанс в этот же кинотеатр, когда там шел фильм «Лоуренс Аравийский». Проявляя терпимость к такому актерскому тщеславию, Труди любезно соглашается составить мне компанию, хотя я предупреждаю ее, что это не оскароносное эпическое полотно, а скромное динамичное кино, снятое на черно-белой пленке, с очень ограниченным бюджетом, предоставленным художественным советом. Мы входим в зал, опоздав примерно на пять минут, и видим, что в зале никого нет, не считая двух одиноких зрителей, сидящих на противоположных концах абсолютно пустого ряда кресел.
— Это культовый фильм, — шепчу я, парализованный такой ситуацией.
— Заметно, — говорит она, и мы занимаем два кресла в одном из первых рядов. Мы следим, как разворачивается сюжет злополучного фильма. Он начинается с убийства в Лондоне, после чего следует ночной путь через всю Англию, во время которого звучат мои песни и песни Яна Дьюри. Музыка несколько разряжает атмосферу, разгоняя характерную центрально-европейскую мрачность, которой пропитан фильм. Это не комедия в духе Ealing[18]. Когда проходят титры, мы поворачиваемся, чтобы уйти, и тут я замечаю, что двое других зрителей поспешно поднимают воротники своих пальто и как-то подозрительно быстро шагают к выходу, отворачиваясь к стене. При виде их силуэтов, вороватой походки и явно смущенных телодвижений, у меня возникает отчетливое впечатление, что я знаю этих людей.
— Крис? — голова бедного парня еще сильнее втягивается в плечи. В этот момент я устанавливаю личность еще одного подозреваемого.
— Дэвид? Игра окончена.
— Привет, Стинг, — отзываются они, поняв всю комичность и нелепость ситуации. Одинокая четверка зрителей, решившая посетить ночной сеанс «Radio On» в кинотеатре «Hamstead Everyman», — это постановщик картины, исполнитель главной роли и один из актеров со своей терпеливой подружкой.
Третьим моим фильмом станет «Квадрофения», снятая по мотивам одноименной рок-оперы группы The Who.
За несколько месяцев до начала проб мы с Джерри встречаемся в клубе «Корабль» на Уардур-стрит, чтобы пойти на концерт группы Dire Straits в клуб «Marquee», но он оказывается переполненным, и нам не удается войти. Тогда мы решаем просто посидеть вместе и выпить. Внезапно в бар входит Кит Мун. Он
