ей на полу. Она все равно слышала их возню, но уже не могла участвовать в их наслаждении – это было так жестоко по отношению к ней. Она считала, что в этом виновата ее мать. Лежа на полу, замерзшая и отвергнутая, она пыталась двигаться с ними на расстоянии, но не испытывала при этом никакого удовольствия. С тех пор удовольствия вообще не было, пока не появился Алекс Вольф.
Она никогда не рассказывала Вольфу о тех своих ощущениях на узкой кровати в трущобах, но каким- то неведомым образом он знал об этом. Он вообще умел распознавать глубоко скрытые, потаенные чувства других людей. Вместе с той девушкой, Фози, они воссоздали эту сцену из Сониного детства, и давно утраченные ощущения вернулись к ней вновь.
Она понимала, что он сделал это не из жалости. Он прибегал к таким методам, когда хотел использовать людей в своих целях. Вот и теперь он хочет, чтобы она шпионила за англичанами. Она, конечно, согласна сделать все, что угодно, чтобы навредить англичанам, но только не ложиться с ними в постель…
В дверь ее гримерной постучали. Она откликнулась:
– Войдите!
Это был официант, который принес ей записку. Кивком она выпроводила его и развернула листок. В записке говорилось:
«Столик № 41. Алекс».
Она скомкала записку и бросила ее на пол. Итак, он нашел «клиента». Быстро это у него получилось. Здорово он умел использовать человеческие слабости.
Она понимала его, потому что сама была такой. Так же как и он, она использовала других людей, правда, менее искусно, чем Вольф. Она использовала даже его самого. У него были отличные манеры, вкус, высокопоставленные друзья и деньги – придет день, когда он возьмет ее с собой в Берлин. Одно дело быть «звездой» в Египте, и совсем другое – в Европе. Ей хотелось выступать перед аристократического вида старыми генералами и красавчиками из штурмовых бригад; ей хотелось соблазнять обладающих властью мужчин и красивых белокожих девушек; она хотела стать королевой кабаре в каком-нибудь приличном городе. А Вольф будет играть роль ее покровителя. Да, без сомнения, она тоже хочет использовать его.
«Чудно, – подумала она, – что два человека так близки и так мало любят друг друга».
А губы он ей отрежет, это уж точно.
Соня передернулась, отогнала от себя эти мысли и начала одеваться. Она облачилась в белое узкое платье с широкими рукавами и низким вырезом, обнажавшее ее грудь и обтягивающее бедра. Надела белые открытые туфли на высоком каблуке. Застегнула по тяжелому золотому браслету на каждой руке и повесила на шею кулон в форме слезы на золотой цепочке, который уютно улегся в ложбинке между ее грудями. Англичанину это должно понравиться, думала Соня, ведь у них вообще очень мещанский вкус.
Она придирчиво осмотрела себя в зеркало и прошла в клуб.
Когда она двигалась между столиками, посетители замолкали, а потом начинали обсуждать ее у нее за спиной. У Сони было такое чувство, будто она приглашает их к групповому изнасилованию. На сцене все ощущалось по-другому: от зрителей ее отделяла невидимая стена. Здесь же, в зале, каждый мог дотронуться до нее и все мечтали именно об этом. Никто, впрочем, не смел это сделать, но чувство, что это может произойти, возбуждало ее.
Она добралась до столика № 41, и мужчины поднялись ей навстречу.
Вольф сказал:
– Соня, дорогая, ты, как всегда, прекрасна.
Она кивком приняла комплимент.
– Позволь представить тебе майора Смита.
Соня и майор пожали друг другу руки. Это был худой мужчина, полностью лишенный подбородка, со светлыми усиками и противными костлявыми руками. Он смотрел на нее, как смотрят на какой-нибудь экстравагантный десерт, который официант только что поставил на стол.
– Совершенно покорен вами, – признался Смит.
Они сели за стол. Вольф наполнил бокалы шампанским. Смит произнес:
– Мадемуазель, вы танцевали прекрасно, просто прекрасно. Очень… артистично.
– Благодарю вас.
Он перегнулся через стол и похлопал ее по руке.
– Вы совершенно очаровательны.
«А ты совершенный болван», – сказала Соня про себя. Она перехватила предупреждающий взгляд Вольфа – он чувствовал, что было у нее на уме.
– Вы слишком добры, майор, – ответила она.
Как ей показалось, Вольф нервничал. Это оттого, что он все еще не был уверен в ней. По правде говоря, она сама еще не все для себя решила.
Вольф обратился к Смиту:
– Я был знаком с покойным отцом Сони.
Это была ложь, но Соня знала, почему он солгал. Он хотел напомнить ей кое о чем.
Ее отец приворовывал. Когда была работа, он работал, а когда работы не было, он воровал. Однажды он попытался вырвать сумочку у одной европейской дамы в Шари-эль-Кубри. Люди, сопровождавшие даму, хотели схватить Сониного отца, и в образовавшейся свалке женщина упала и повредила себе запястье. Это была очень важная дама, и Сониного отца крепко избили. Во время избиения он и умер.
Конечно, его не хотели убивать. У него, наверное, было слабое сердце. Но англичанам, верящим в правосудие, на это наплевать. Он совершил преступление, понес справедливое наказание, которое привело его к смерти, – что ж, одним туземцем меньше. Соня, которой тогда было двенадцать лет, тяжело переживала его смерть. С тех пор она ненавидела англичан всем своим существом.
Она считала, что у Гитлера была правильная идея, но неправильная цель. Мир был заражен расовой неполноценностью не евреев, а англичан. Евреи в Египте были как везде: одни бедные, другие богатые, одни хорошие, другие плохие. Зато англичане, все как один, были самонадеянными, жадными и порочными. Она с горькой усмешкой думала о том, как высокомерно Британия пыталась защитить Польшу от германского ига, в то время как сама продолжала угнетать Египет.
Как бы то ни было, немцы сражались против англичан, и этого было достаточно, чтобы Соня приняла сторону немцев.
Она желала, чтобы Гитлер победил, унизил, уничтожил англичан.
Она сделает все, что в ее силах, чтобы содействовать этому.
Она согласна даже ради этого соблазнить англичанина. Соня подалась вперед.
– Майор Смит, – томно произнесла она, – вы очень привлекательный мужчина.
Услышав это, Вольф заметно повеселел. А Смит выпучил глаза и воскликнул:
– Боже праведный! Вы на самом деле так считаете?
– Да, я так считаю, майор.
– Послушайте, зовите меня просто Сэнди.
Вольф поднялся из-за стола:
– Боюсь, мне придется покинуть вас. Соня, могу я проводить тебя домой?
– Предоставьте это мне, капитан, – вмешался Смит.
– Слушаюсь, сэр.
– То есть, конечно, если Соня…
Соня сделала несколько взмахов ресницами.
– Разумеется, Сэнди.
– Мне не хотелось бы портить компанию, но мне завтра рано вставать, – объяснил Вольф.
– Хорошо, хорошо, – закивал Смит. – Если вам надо, можете идти.
После того, как Вольф ушел, официант принес ужин. Это была европейская еда: бифштекс с жареным картофелем, и Соня ела, пока Смит занимал ее разговорами. Он рассказал ей об успехах, которых добился, будучи членом школьной крикетной команды. После этого он, кажется, больше ничего особенного не достиг.
