– Вы посылали им деньги? – Жак резко обернулся к старшей сестре. Она стояла около софы, с горечью слушая его медовые речи.
– Естественно. – Сэнди обожгла его взглядом.
– Этого все равно не хватало, – тихо продолжала Энн, – я ведь бросила университет и больше не получала стипендию.
– Беременность Энн была тяжелой с самого начала, – пояснила Сэнди. – Она никак не смогла бы продолжать учебу, хотя они с Эмилем и решили, что после родов она вернется к занятиям в университете. А молодой муж к тому времени получил бы диплом и начал бы работать.
– Понимаю. – Жак снова повернулся к Энн и взял ее руку в свою. – Я не знал о том, что Эмиль больше не получает помощи из дома. Прошу вас, Энн, поверьте мне. Когда я сегодня утром говорил об этом матери, она просила меня передать вам, что родителей заставила предпринять такой роковой шаг одна причина, о которой я просил бы вас никому не рассказывать.
– Я, пожалуй, сварю кофе, – вмешалась Сэнди.
– Нет, Сэнди, прошу вас, останьтесь. Мне очень важно, чтобы и вы это поняли. Это нужно – на будущее.
Сэнди не хотелось оставаться, но тем не менее она присела на краешек качалки, лицом к Жаку и Энн.
– Узнав от Эмиля, что он собирается жениться, – начал Жак, – мои родители очень расстроились, особенно мать. Она подумала, что, если лишить его денежной помощи, он, может быть, отложит женитьбу до окончания курса. Возможно, думала она, ваши чувства не выдержат проверку временем, и вы расстанетесь. Она думала и о том, как скажутся ваши отношения на учебе Эмиля, и о том, что вы оба слишком молоды для брака. Была и еще одна, более важная причина. – Жак замолчал, поднялся со стула и встал спиной к обеим сестрам. Он смотрел в окно, на грязную лондонскую улицу. – Видите ли, – продолжал Жак, – года два назад отец мой сделал глупость: связался с молодой англичанкой, работавшей у нас в доме. Еще большей глупостью было то, что он был недостаточно осторожен и мать узнала обо всем. Она потребовала объяснений, отец признался и положил конец роману. Однако удар уже был нанесен. У матери случился нервный срыв, от которого она до сих пор не может оправиться. Я, как деловой партнер отца, был поставлен в известность, но никто из нас – ни я, ни Андре, ни Эмиль – не знал причину болезни матери. Родители решили скрыть ее. Когда Эмиль влюбился в вас, мать просто не смогла… как это по‑английски? – смириться с фактом. – Жак повернулся к обеим женщинам, но лицо его было бесстрастным, словно у статуи. – Моя мать в тот момент была не способна вести себя рационально или мудро. А отца все еще терзала совесть. Видимо, и до сих пор терзает. Та девица взяла его лаской и лестью, втянула в адюльтер, но отношения были чисто физические – без всяких чувств. Ее уволили, вручив банковский чек, вполне компенсировавший «разбитое сердце». А мать с тех пор горюет над своей загубленной жизнью. Мать хотела, чтобы вы узнали об этом, Энн. Нет, она не ждет, что вы простите ее. Она надеется, что вы, может быть, ее поймете. – Жак, выпрямившись, стоял все там же в напряженной позе, с гордым лицом.
– Я… – начала Энн; Сэнди видела, с каким трудом сестра подыскивает слова. – Мне очень жаль, Жак, ваша мать, наверное, так страдала…
– Да. – Он кивнул, не сводя черных глаз с ее лица. – Но то горе было несравнимо с последующим – потерей сына. Мы с отцом скрыли от нее подробности. Она думает, что Эмиль просто попал в аварию, когда ехал в машине. Если бы она узнала, что он работал ради куска хлеба и что все это – прямое следствие ее действий…
– Я никогда ей не скажу, – поспешно заверила Жака Энн. – Теперь это ничего не даст, да и Эмиль не хотел бы…
– Спасибо. – Жак склонил голову, сверкнув глазами в сторону Сэнди.
Сэнди была тоже тронута этим рассказом, хотя ее недоверие к семейству Шалье, да и к самому Жаку, осталось прежним. Причину она не знала, но не могла отделаться от мысли, что он использовал этот рассказ, чтобы заставить Энн плясать под его дудку. И его дальнейшие слова подтвердили опасения Сэнди.
– А теперь я попрошу вас о большом одолжении, – продолжал Шалье. – Моей матери очень хочется с вами познакомиться, поговорить с вами лично. Не согласитесь ли вы поехать со мной во Францию?
– Я… – Энн метнула взгляд в сторону Сэнди. – Думаю, что нет. В моем положении и при том, что я себя неважно чувствую…
– Тем больше у вас причин пожить у нас, где вас ждут комфорт и хороший уход, – мягко перебил ее Жак. – У моих родителей прекрасный врач, кроме того, всего в нескольких милях от замка есть отличная больница, где окажут первоклассную помощь, если она потребуется. А здесь у вас условия, я бы сказал… не совсем для вас подходящие… И, насколько я понял, должность Сэнди призывает ее в Штаты. Уверен, что она будет лучше спать ночами, если вы поживете у нас.
– Я уже говорила, что именно я буду смотреть за Энн, – вмешалась Сэнди. Она была сыта по горло его тонкой дипломатией. – О том, что я оставлю Энн, не может быть и речи.
– А как же ваша работа? – В его голосе была притворная забота, глаза не отрывались от ее злого лица. – Оставаясь в Англии, рядом с Энн, вы можете потерять должность, а если увезете Энн в Америку, она подолгу будет дома совсем одна.
– Ничего, я иногда делаю работу на дому.
– Однако не всю. – Он уставился на нее – явно решил загнать ее в угол. – Оставляя Энн одну, вы будете нервничать, тогда как во Франции рядом с ней будут моя мать и слуги.
– Перестаньте мной руководить, – огрызнулась Сэнди. – В крайнем случае я могу и уволиться.
– Нет, нет, Сэнди! – вмешалась младшая сестра, и Сэнди поняла, что сыграла на руку Жаку. Самое худшее, что она могла сделать, – это предложить пожертвовать своей карьерой. Энн хорошо знала, как долго и упорно ее сестра добивалась успеха, в каком была восторге от нового назначения, и теперь доброе сердце Энн сжималось при мысли, что та все потеряет. – Ради Бога, Сэнди, не волнуйся обо мне; и потом – я все равно хотела познакомиться с семьей Эмиля.
– Энн…
– Я говорю серьезно, Сэнди. – В голосе младшей сестры вдруг прозвучала твердость. – Может, сейчас самый подходящий момент для моей встречи с семьей Шалье, ведь это пришлось бы сделать рано или поздно. Ты сама знаешь, что я не очень умею справляться с трудностями, тем более если будет ребенок на руках. И потом, родители Эмиля, естественно, захотят увидеть своего внука, мне же лучше заранее к ним привыкнуть. – Энн повернулась к Жаку:
– Да, я поеду. На несколько дней. Вы согласны?
– Разумеется. – Он снова наклонил голову своим чисто французским жестом. – Вы пробудете у нас сколько захотите.
Уж если Энн попадет в их дом, они продержат ее там по крайней мере до рождения ребенка, мрачно подумала Сэнди. Неужели сестра этого не понимает? А может, ей так легче – не понимать? Она всю жизнь прятала голову в песок, как страус.
– Ну что ж, значит, решено, – сказал Жак. Он насмешливо взглянул на Сэнди. – Если это не очень помешает работе, может, вы захотите проводить Энн до Франции? Уверен, Энн будет рада.
– А правда, Сэнди, ты сможешь? – В этих словах была почти мольба.
– Конечно. – Сэнди улыбнулась сестре и одарила Жака колючим взглядом. – Я же взяла отпуск, чтобы побыть с тобой здесь.
– Вот и отлично. – В голосе француза была насмешка, и Сэнди захотелось дать ему по физиономии. – Тогда, может быть, договоримся так: я заеду за вами завтра после обеда, скажем, часа в два. У вас будет время, чтобы привести в порядок все домашние дела и собраться. Думаю, было бы рискованно лететь вечером. Согласны?
