гул голосов. Она прошла мимо Дэвви — мальчик с безутешным видом смотрел на воду. Она обогнула паренька и пошла дальше, оставив его наедине со своими мыслями. Скелли разговаривала с Лектером, на лицах обоих читалась печаль. Драконий хранитель не сводил глаз с лица девушки. Она спросила что-то об Алуме. Лектер покачал головой, и шипы на его подбородке задрожали. Элис тихонько проскользнула мимо них.
Она постучалась в каюту и мгновением позже обругала себя за глупость. Открыла дверь и вошла, затворив ее за собой.
Может, время, проведенное вдали, обострило ее восприятие? Все в каюте казалось Элис каким-то неправильным. Здесь пахло потом и нестираным бельем. Одеяла сбились в кучу, напоминающую звериное логово, на полу валялась сброшенная одежда. Такая неопрятность была совершенно не в духе Седрика. Элис еще острее ощутила свою вину. Ее друг давно уже мучился дурным настроением, с тех пор, как чем-то отравился. Как же она могла так часто оставлять его здесь одного, пусть даже он держался с ней холодно и отчужденно? Как она могла заходить к нему, даже на минутку, и не замечать, насколько он опустился? Ей следовало бы прибираться здесь, наводить по возможности чистоту и порядок. Признаки его уныния угадывались во всем. На какой-то ошеломляющий миг Элис даже задумалась, не покончил ли Седрик с собой.
Понимая, насколько нелепа эта запоздалая жалость, женщина собрала всю грязную одежду и сложила аккуратной стопкой, отложив кое-что для стирки. Она встряхнула постель и застелила ее заново. Словно, как это ни глупо, обещала себе: вот Седрик вернется и обрадуется тому, что его ждет чистая каюта. Элис подняла сверток, служивший ему подушкой, и встряхнула его, пытаясь взбить.
От этого движения что-то выпало на пол. Элис пошарила вслепую в темноте, и пальцы нащупали тонкую цепочку. Она подняла ее и поднесла к свету. На цепочке висел медальон. Он блестел золотыми боками, посверкивая даже в скудном освещении. Элис никогда не видела, чтобы Седрик носил его, и в тот миг, когда медальон выпал из-под подушки, сразу поняла, что это нечто личное. Она улыбнулась, хотя сердце ее заходилось от боли. Она и не подозревала, что у Седрика есть возлюбленная, да еще и подарившая ему медальон. И внезапно Элис поняла, почему ее друг с такой неохотой уезжал из Удачного и так страдал в затянувшемся путешествии. Но почему же он ничего не сказал? Он мог бы ей довериться, и она поняла бы его отчаянное желание вернуться домой. Его уныние последних недель предстало теперь в новом свете. Седрик тосковал. Свободной рукой Элис перехватила покачнувшийся на цепочке медальон.
Она не собиралась его открывать. Она была не из тех женщин, что подсматривают и вынюхивают. Но когда медальон лег в руку, замочек щелкнул, и он открылся. Из золотой темницы на волю выпала прядка блестящих черных волос, и Элис вскрикнула от неожиданности. Она раскрыла медальон пошире, чтобы вернуть локон на место, и замерла. Изнутри на нее смотрело знакомое лицо. Кто бы ни нарисовал портрет, он хорошо знал этого человека, поскольку запечатлел его за миг до того, как он рассмеется. Зеленые глаза слегка прищурены, изящно очерченные губы чуть приоткрыты, так что поблескивают белые зубы. Работа принадлежала кисти искусного мастера. Элис с портрета улыбался Гест. Что бы это значило? Что это вообще может значить?
Она медленно опустилась на постель Седрика. Дрожащими пальцами спрятала обратно в медальон черную прядку, перевязанную золотистой ниткой. Лишь с третьей попытки захлопнула крышку. Но когда медальон закрылся, загадка лишь разрослась. Потому что снаружи на нем было выгравировано одно- единственное слово.
— «Навсегда», — прошептала Элис вслух.
Она долго сидела на постели, пока за окошком медленно угасал вечерний свет. Этому могло быть лишь одно объяснение. Гест заказал этот медальон и поручил Седрику отдать вещицу ей. Но зачем он это сделал?
«Навсегда». Что означает для нее это слово, исходящее из уст Геста? Он боится ее потерять? Она ему все же небезразлична, в каком-то причудливо искаженном смысле, так что он не может признаться в этом ей в лицо? Это ли должен был сообщить ей медальон? Или же это угроза, и пресловутое «Навсегда» подразумевает, что Гест никогда ее не отпустит? Куда бы она ни направилась, как далеко бы ни забрела, как долго бы ни отсутствовала, Гест будет держать ее на привязи. Навсегда. Элис взглянула на лежащую в ладони вещицу. Осторожно подняла цепочку и обвила ею закрытый медальон. Сжала в кулаке, сунула руку в подушку Седрика и оставила его там. Аккуратно уложила сверток обратно на постель.
Ее взгляд блуждал по каюте, в которую она загнала Седрика. Полутемная, душная, тесная. Неопрятная. Ничуть не похожая на его комнаты в их доме в Удачном. Седрик любил высокие потолки и окна, в которые врывался ветер. Его письменный стол и книжные полки всегда были образцом упорядоченности. Слуги Геста помнили, что в комнаты Седрика следует каждый день приносить свежие цветы, что он любит, чтобы в камине горели душистые яблоневые поленья, а горячий чай подавался на украшенном эмалью подносе. По вечерам ароматические свечи и подогретое с пряностями вино. И Элис лишила его всего этого и обрекла на такое убожество.
— Седрик, я все исправлю. Обещаю. Только живи. Только окажись там, где мы сможем тебя найти. Друг мой, я дурно с тобой обращалась, но клянусь, ненамеренно. Клянусь.
Она привстала на цыпочки, чтобы открыть маленькие окошки и впустить свежий вечерний ветер. Как только у них появится вода для мытья, она выстирает одежду Седрика и повесит в шкаф. Большего она для него сделать не может. Элис отказывалась думать о том, насколько бессмысленны обещания, данные покойнику. Он должен оказаться жив и должен найтись. И больше тут говорить не о чем.
— Это попросту невозможно, — твердо заявила Тимара.
— Мы вас не просим, — ответила Синтара. — Это его право.
— Мы не едим наших мертвецов, — сухо проговорил Татс.
Наступил вечер, и, к всеобщему облегчению, река опустилась почти до прежнего уровня. Драконы по-прежнему оставались по брюхо в воде, но теперь хотя бы стояли на дне, пусть и покрытом свежим слоем ила и грязи. Команда поставила баркас на якорь поближе к драконам, но без риска сесть на мель. Все хранители поели горячего, хоть каждому и досталось совсем понемногу.
Было решено, что они будут делать завтра. Хранители, драконы и баркас останутся на этом месте еще на пару дней, а Карсон тем временем спустится вниз по течению, высматривая живых и погибших, и к следующему вечеру вернется обратно. Дэвви просился с ним, но нарвался на отказ.
— Я не могу занимать место в лодке лишними пассажирами, малой. Оно еще понадобится, чтобы привезти обратно тех, кого я найду.
Кейз предложил сопровождать охотника на одной из уцелевших лодок, но Карсон возразил, что если он будет грести самодельными веслами, то лишь замедлит его.
— Лучше, пока меня не будет, потратьте время на то, чтобы вырезать приличные весла. У нас с Дэвви есть немного запасных наконечников для стрел и острог. У Джесса в сундуке тоже остался приличный запас охотничьего снаряжения, но его пока не трогайте. Я все еще надеюсь, что мы найдем его живым. Он весьма смекалистый речник. Готов поспорить, всего лишь какой-то крупной волны не хватило бы, чтобы его прикончить.
Все уже определилось, и кое-кто из хранителей устраивался на ночлег, когда драконы вдруг окружили баркас, а Балипер выдвинул это безумное требование.
— Вы вольны есть или не есть все, что вам угодно, — заговорил теперь Меркор. — Как и мы. Мы едим наших мертвецов. И Балипер вправе поглотить тело своего хранителя. Варкена следует отдать ему, пока его мясо не испортилось еще сильнее.
Дракон повернул голову, чтобы взглянуть на собственную хранительницу.
— Разве мои слова не ясны? В чем причина промедления?
— О Меркор, зерцало луны и солнца! То, о чем ты просишь, противоречит нашим обычаям, — голос Сильве слегка дрожал, хотя сама она и выглядела спокойной.
Тимара предположила, что девочке не часто доводилось ему возражать.
Громадный дракон уставился на хранительницу, вращая глазами.
— Я не прошу. Чтобы добраться до тела Варкена, Балиперу, возможно, придется повредить ваш баркас. Нам показалось, что это огорчит всех вас. Так что, желая вам помочь, мы предложили спустить его
