Ваше дело

мобильник.

Ещё раз взглянув на зажатое в моей руке письмо, я вспомнил, что времени у меня совсем нет!

Спотыкаясь, причитая и всхлипывая на ходу, я быстро спустился вниз и вошёл в кухню. Открывая холодильник, я обратил внимание на письмо, которое всё ещё держал в руке. Достав бутылку вина и быстро её откупорив, я никак не мог налить в стакан. Руки не просто тряслись, меня всего колотило, как паркинсоника! Наконец, догадавшись, я нашёл кружку пошире и налил вина. Теперь надо было постараться выпить его. Обхватив кружку обеими руками, я сделал и это, попутно заметив, что ещё держу в руке смятый лист бумаги. Выпив и отдышавшись, я пошёл в ванную избавляться от письма. Перед тем как разорвать его и бросить в унитаз, я прочитал его ещё раз.

Михаил Юрьевич, простите.

Вы столько для меня сделали, а я так жестоко Вам отплатил.

Скоро сюда приедут люди. Милиция. За мной.

Я сейчас воспользуюсь вашим мобильником, чтобы позвонить в милицию.

Я скажу им, что со вчерашнего вечера удерживаю Вас, как заложника. Простите меня!

Не знаю Вашего адреса, придётся назвать им ваше имя, отчество и приблизительное месторасположение посёлка относительно части, в которой я служил.

Думаю, что адрес они определят сами.

Ваше ружьё оказалось незаряженным, но патронташ я без труда нашёл там же, на полке для головных уборов.

Все компрометирующие Вас, как человека укрывавшего в своём доме преступника, следы – я постарался убрать.

ГЛАВНОЕ! Не забудьте уничтожить эту записку!

Вы очень правильно поступите, если выпьете хорошую дозу своего «лекарства» и притворитесь сильно пьяным.

Перегар спасёт Вас от ненужного Вам сейчас допроса, и у Вас будет время всё обдумать.

Запомните! Вы не могли позвонить по телефону, потому что я его разбил, а Ваш сотовый забрал.

Простите, у меня нет времени писать что-то ещё, так как я боюсь передумать.

Как Вам относиться ко всему, что Вы обо мне узнали, это, конечно же – Ваше дело.

Для себя я всё решил.

Спасибо вам за всё, что вы сделали для меня, и за всё, что собирались сделать, рискуя своей репутацией, и, возможно, свободой.

Если когда-нибудь увидите Милу, расскажите ей всё. Но только ей!

Простите!

Андрей

Потом я сел в кресло и стал ждать.

Прошло довольно много времени, прежде чем я услышал, как к дому подъезжают сразу несколько машин.

Встав, я почувствовал себя старым больным человеком и пошёл открывать дверь, которая оказалась незапертой со вчерашнего вечера.

Выйдя на крыльцо, я оказался под прицелом сразу у целой армии вооруженных автоматами милиционеров, которые прятались за всеми предметами, способными служить укрытием.

Я что-то кричал им и размахивал руками, но они долго не решались покинуть выбранные ими безопасные места.

Наконец, началось какое-то перемещение вооружённых людей. Я, похоже, пока их не интересовал. Протолкавшись через образовавшееся на первом этаже дома столпотворение, я обосновался на кухне, где и прикончил остатки вина.

Когда же эти вояки, наконец, вспомнили обо мне, я их разочаровал.

Ссылаясь на «сильное алкогольное опьянение», а также на то, что я ещё не отошёл от стресса, я отказался сразу отвечать на вопросы.

– Всё потом, ребята. Всё – потом. Я хочу спать. Я буквально не стою на ногах, – говорил я заплетающимся языком.

В конце концов, от меня действительно отстали. Какой-то медик, мелькавший среди милиционеров, сделал мне укол, после которого я превратился в вообще нечто нетранспортабельное. Меня уложили на диван, где я провёл перед этим ночь, и оставили под присмотром то и дело льющей слёзы моей соседки Галины.

Когда приехала моя жена, я уже спал. Спал я до самого вечера.

13

Почти до самого Нового года продолжалась тягомотина, которую развели следователи.

В результате, меня избавили от ружья и даже от возможности в дальнейшем приобрести новое. Да это и к лучшему. Вряд ли я смогу когда-нибудь взять в руки оружие. Человек я для этого слишком впечатлительный.

Моя нескладная история о том, как я был взят в плен человеком, вооружившимся моим собственным ружьём, постепенно обросла недостающими подробностями, и в посёлке со мной стали здороваться даже какие-то незнакомые люди.

Но если наши соседи довольствовались версией, которую сами же и сочинили, то у следственных органов отношение к моему рассказу было совсем другого характера. Никто из них не подсказывал мне варианты случившегося, поэтому моя, придуманная за одну ночь версия, требовала от меня только хорошей памяти и способности поверить самому в то, что я рассказывал дотошным следователям.

Когда они убедили себя, что захватить меня в качестве заложника парню не составило труда, они принялись за вытягивание из меня мотивов для убийства Андреем двоих солдат, с которыми, как они выяснили, у него были не такие уж плохие отношения.

Все, кто служил в одной роте с Андреем, как один заявляли, что по сравнению с остальными, Андрей умел ладить с известными всей части хулиганами. Таким образом, следствие зашло в тупик. Что особенно удивило следователей, так это несколько писем, которые сохранились у мамы, в которых Андрей рассказывал про Петухова, называя его клоуном, навсегда затмившим Чаплина. Рассказывая в своих письмах о выходках этого «чудилы», Андрей «восхищался» его хитростью и примитивным мышлением, характеризовавшим Петухова как объект для насмешек. Про Гладышева, как оказалось, вообще никто ничего не мог сказать. Ни плохого, ни хорошего. Так, ноль без палочки, и всё. Палочкой для Гладышева, как я теперь понимаю, был Петухов.

От Люды следователи отстали ещё быстрее, узнав, что за почти два года службы Андрея в армии, она получила от него всего три письма, которые показались ей довеском к тому, что он писал в своих письмах родителям. Ну, кому же придёт в голову, что Андрей писал сестре до востребования, и поэтому писем этих дома никто не мог видеть.

Одно меня очень сильно угнетало. Пришлось наговаривать на парня столько всего, на что он не был способен, что жариться мне теперь на медленном огне совести до самой смерти.

После того, как по нашему дому порыскали люди в форме, бесследно исчезла книга Эльфриды Елинек! Марина решила, что это был знак ей и мне – «не читать книгу»! Покупать вторую она не стала. А я через