Шеннон кинула сумку на кровать, открыла стеклянную дверцу. Оценив отделанный светло- зеленым мрамором, с отличной сантехникой душ, девушка блаженно улыбнулась. Уже давно она не видела подобной роскоши, добровольно отказавшись от всего этого, предпочтя золотой клетке свободу. Она бежала от слухов и сплетен газетчиков, от диктаторства отца, от его вечного недовольства ею, чтобы начать новую жизнь.
Убедившись, что Кейн не пользовался этим душем, Шеннон облегченно вздохнула и полностью расслабилась, чего не могла сделать в его присутствии. Она повернула кран и плеснула воду себе в лицо, мечтая смыть все воспоминания...
Ей было всего девять, когда умерла ее мать. Простая прогулка верхом на лошади обернулась трагедией для всей семьи. Ранульф не знал, что делать со своей не по годам развитой дочерью. Жизнь Шеннон превратилась в череду дорогих школ-интернатов и заграничных поездок на каникулах. А ведь все, что ей было нужно, — это отцовская любовь и привязанность. Но Ранульф был слишком занят своими делами, чтобы уделить ей хоть немного времени. Вместо этого он баловал ее дорогими подарками. Спортивные машины. Эксклюзивные украшения. Одежда. Все, что она могла только пожелать. Но Шеннон не задумываясь отдала бы это за одну лишь возможность поговорить с отцом о своих мечтах, стремлениях, за то, чтобы он воспринимал ее серьезно. Но Ранульф был не из тех, кто привык слушать кого-то, кроме себя.
Он всегда хотел сына, наследника своей компании. Для него Шеннон была лишь слабым, несамостоятельным существом, девушкой, которую он стремился удачно выдать замуж. Но она не желала участи своей несчастной матери, пожертвовавшей всем ради мужа. И тогда начались вечеринки, длившиеся всю ночь, сомнительные компании — как своеобразная форма протеста. Шеннон казалось, что новые друзья и бесчисленные поклонники дарят ей внимание, любовь. Но их интересовали лишь ее деньги. Она разочаровывалась и начинала отчаиваться. Недовольство отца возрастало. Он хотел, чтобы дочь остепенилась, нашла себе постоянного молодого человека. А она продолжала развлекаться, вызывая скандал за скандалом. Неужели она не могла понять, чем все для нее обернется? Все эти мужчины, ждущие ее денег, или ее тела, или того и другого? Она никак не могла найти человека, кто смог бы искренне ее полюбить.
И вот появился Кейн...
Шеннон вытерлась, повесила полотенце на сушилку и вышла из душа. Большая кровать со взбитыми подушками манила ее. Она закрыла жалюзи и легла. Пожалуй, это действительно неплохая идея. Шеннон очень устала, а добраться до дома, пока беспорядки не прекратятся, невозможно.
Она постаралась не думать о том, спал ли в этой постели Кейн. Хотя полностью избавиться от мыслей о нем у нее никогда не получалось. С тех пор, как она его увидела.
Ей было семнадцать, когда одним ясным солнечным утром она вошла в кабинет отца и обнаружила там Кейна, сидящего за столом Ранульфа. Он не сразу оторвался от документов и посмотрел на нее. Зато у Шеннон было достаточно времени, чтобы заметить, как потрясающе он выглядит. Гладко причесанные черные волосы, широкие плечи, дорогой костюм. Ее немного разозлило, что он, казалось, даже не заметил ее. Хотя все замечали — трудно было не сделать этого. В черном костюме — короткий жакет и обтягивающие брюки, надетые на голое тело, — с распущенными волосами, она выглядела просто сногсшибательно.
Кейн медленно поднял голову и как будто удивился, увидев ее в кабинете. Он встал, и она, высокая, да еще на десятисантиметровых шпильках, вдруг почувствовала себя маленькой и незащищенной.
— Кейн Фалконер, — представился он. Раздражение Шеннон растаяло под действием его голоса, глубокого и сексуального. — Уполномоченный правления директоров. — Он протянул ей руку. Его рукопожатие было теплым и крепким и настолько поразило Шеннон, что она, забыв все правила вежливости, даже не представилась.
— Где мой отец? — запинаясь, чуть слышно пробормотала она.
— Ты... — Догадка засветилась в серо-голубых глазах. — Значит, это ты Иезавель[1]? — Он улыбнулся, вспомнив одно из прозвищ, данных ей прессой.
Сейчас, лежа в кровати на его яхте, Шеннон подумала, что, будь она тогда чуть старше и умнее, она бы просто посмеялась над шуткой. Но в тот день не оценила его юмор.
— Как скажешь. — Девушка безразлично пожала плечами. — Она попирала обычаи и надевала на балы красное, тогда как остальные носили белое, — вспомнила Шеннон один старый голливудский фильм.
—Тебе не обидно, не больно читать то, что они пишут? — поинтересовался Кейн.
Конечно, ей было и больно, и обидно. Но если бы кто-нибудь узнал об этом, ее бы вмиг уничтожили журналисты.
— А что они такого пишут? — беззаботно сказала Шеннон, расправив плечи и открыв тем самым его взгляду больше, чем следовало бы. — Что я не пропускаю ни одной вечеринки в Лондоне и меняю парней так же часто, как нижнее белье? — Она не могла поверить, что повторяет самые ужасные сплетни о себе, которые не имели ничего общего с действительностью. Но она так хотела произвести на него впечатление! — Не вижу в этом ничего, что должно меня беспокоить.
— Это беспокоит твоего отца, — заметил Кейн, покачиваясь на каблуках и глядя на нее прищуренными глазами, в которых она различила нечто напоминающее злость. — Хотя, мне кажется, этого ты и добиваешься.
Шеннон, даже находясь под влиянием мужского очарования Кейна и паря высоко в облаках, ощутила колкость замечания и восприняла его как пощечину. Да что он о себе возомнил? Он не имеет права так разговаривать, ничего не зная ни о ней, ни о ее отношениях с отцом.
—Я не знаю, что вы делаете в кабинете моего отца, мистер Фалконер, но, думаю, моя личная жизнь вас не касается.
Он невозмутимо перекладывал бумаги на столе, ничуть не расстроенный ее вспышкой.
— Я и не собирался вмешиваться в твою личную жизнь, Шеннон. — Кейн впервые назвал ее по имени. От его глубокого баритона у нее побежали мурашки по спине. — Мне не очень хочется видеть свое имя во второсортных газетах, которые так любят писать о твоих похождениях.
Она вышла из кабинета, высоко подняв голову и изо всех сил сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
После этого Шеннон старалась избегать Кейна. Но это было невозможно: Кейн очень нравился Ранульфу Бувье. Он стал часто бывать у них дома. Шеннон приходилось говорить с ним по телефону, тая,от звука его голоса. И, конечно же, ни один прием, устраиваемый компанией, где она обязана была присутствовать, не обходился без него.
— Сколько тебе лет? — спросила она однажды, когда он пригласил ее танцевать.
— Я слишком стар для тебя, — ответил Кейн.
— А почему ты считаешь, будто этот простой вопрос означает, что я тебя хочу? — Два года она, уверенная в своей женской привлекательности, безуспешно пыталась пробиться через ту стену, которую он, казалось, воздвиг с единственной целью — защитить себя от нее.
Ее смелость удивила его. Он засмеялся и прижал девушку к себе.
— Потому что я, пожалуй, единственный мужчина в Лондоне, который не попытался затащить тебя в постель. — Его глаза холодно блестели. — А я свято верю, что по-настоящему хочешь только то, чего не можешь получить.
Его ответ расстроил ее, но тогда она отшутилась. Однако с тех пор Шеннон была уверена, что теряет время, стараясь понравиться Кейну — не говоря уж о том, чтобы соблазнить его. — Он был слишком опытен, слишком умен, чтобы она могла перехитрить его. Она терпела поражение за поражением и наконец сдалась.
Она начала встречаться с Джейсоном Маркхэмом, и он предложил ей провести лето в его загородном доме. Шеннон схватилась за эту возможность, чтобы убежать от подавляющего ее отца и попытаться забыть о своих чувствах к Кейну. Она думала, что подростковая влюбленность пройдет, когда вспыхнет настоящая любовь.
