– Этим проходимцам опять удалось вывернуться, – сообщил Дима, собирая немногочисленные вещи в ванной и спальне, – если ты в этом замешана, я вынужден буду привлечь тебя за соучастие.
– Окстись, Дима, какое соучастие? Не выдумывай.
– Я докопаюсь до истины, будь уверена.
– Флаг тебе в руки, барабан на шею.
Чего скрывать, команда у меня была ненадежной, и я, конечно, блефовала. Утечка информации грозила не только планам (а планы были – ух!), но и моей репутации.
На заработанные деньги я собиралась купить линию по производству сухого, сгущенного и пастеризованного молока. Если уж личная жизнь не задалась, то ничего не остается, как заделаться бизнесвумен и возглавить предприятие.
Гена Рысак не поддержал мой план действий.
– А ты уверена?
– Нет, Гена, не уверена, – призналась я.
– А зачем так рисковать?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
– Зато живет на свободе с чистой совестью.
– Как ты?
– Ну, не все же такие неудачники, как я.
– Это ты сказал!
– Не жаль тебе следователя? Человек разочаровался в профессии, собирается подать в отставку.
– Нечего делать в прокуратуре с такими слабыми нервами, – заметила я, – что плохого, если конфликтующие стороны находят компромисс?
– А это компромисс? – с сомнением поинтересовался Геннадий Павлович.
– Конечно, Палыч. А что же еще? Ты Верку предупреди, что я вечером заеду.
– Зачем тебе Верка? – Гена смотрел с подозрением.
– Мне административный ресурс понадобится.
Тогда, на кухне, глядя на сцепившихся рейдеров, я подумала: в нашей области достаточно лугов маркиза де Карабаса. Зачем ломиться в закрытую дверь?
Второе письмо застало меня врасплох.
Сначала афера с паями, потом Тихомиров, потом мы с Веркой с азартом разрабатывали бизнес-план – за всеми этими событиями я забыла о таинственном обожателе.
Как и в первый раз, конверт был без штемпеля, листок – со следами тайнописи. Что на этот раз использовал аноним-затейник?
Неровные оранжево-желтые буквы проступили под утюгом – автор использовал лимон.
«Ты сводишь меня с ума, – со сложной смесью стыда и любопытства читала я, – я ненавижу всех мужчин, которые крутятся вокруг тебя. Они притворяются деловыми партнерами и твоими друзьями, а сами мечтают уложить тебя в постель, наслаждаться запахом твоего тела, гладкой кожей и твоей близостью. Не будь наивной, гони их от себя.
Читать это было невозможно, но я дочитала.
С одной стороны, бесила наглость сочинителя, с другой – ударяла под дых энергетика, исходившая от листка. Неужели все-таки маньяк?
Надо отдать Тихомирову письмо, чтобы прекратить это безумие. Если страсть начнет прогрессировать и этот К. М. станет писать непотребности, то я не смогу показать письма чужому человеку!
Кто мой преследователь? Чего он добивается?
«Жорка!» – неожиданно заключила я, удивляясь, как эта простая мысль не пришла мне в голову раньше.
С решительным видом я направилась к соседу.
Мне открыла Татьяна:
– О, привет! – поразилась она моему неожиданному визиту: в случае необходимости мы переговаривались через забор.
Выглядела соседка так, как выглядят люди, вернувшиеся с курорта, – прибавив сексуальности и скинув года три-четыре. Мне стало неловко за свою бледную кожу, синяки под глазами и – самое ужасное! – за то, что я собиралась сказать.
– Тань, слушай, а где Жора?
– На заезде (так называла командировки мужа Татьяна), а что?
– Нет, ничего. Хотела попросить, чтобы он просверлил дырку под зеркало в прихожей, – нашлась я, испытывая глубокое разочарование от того, что подозрение с Жорки снято.
– Попроси соседа своего, – лукаво блестя глазами, подсказала Татьяна.
– Какого?
– Твоего соседа. – Татьяна сделала ударение на «твоего».
– Степана? – не поверила я.
– Да.
– Пф! Последний человек, которого я о чем-то попрошу.
– Что так? – На щеках Татьяны проступили красные пятна. – Ты не смотри, что у него лицо такое. Это все война. Он очень приятный молодой человек. Отвез меня с детьми в поликлинику, предлагал свою помощь – не чета нашим, деревенским.
– Мы о ком говорим? – опять засомневалась я. – О соседе из одиннадцатого дома?
– Да, о Степане. Между прочим, он спасатель.
– Откуда знаешь?
– А я как-то наряд вызвала, сдала Жорку в ментовку – надоел до смерти, урод. Посмотри, что он сделал. – Татьяна доверительно задрала футболку, повернулась ко мне спиной, я увидела на теле полосы от ремня. – Только вернулись из Евпатории, начал выступать, ну не идиот? Детей лупил, орал, что они его предали! Так и зовет: «Предатели». Полный дом, говорит, предателей. А последний раз – вообще…
– Так что со службой Степана? – потеряв терпение, перебила я Татьяну. Не потому, что была такой уж бесчувственной, а потому, что Татьяна научилась ловко спекулировать на сострадании. Не успеешь оглянуться, как выяснится, что ты ей, горемычной, уже что-то должен: если не крупы и соли, то посидеть с детьми или сходить в аптеку.
Нет, мне не трудно посидеть с детьми или сходить в аптеку, но Татьяна родом из числа пользователей. Вы оказываете ей услугу, думаете о себе как о добропорядочном христианине, а Танька, не имея ни малейшего понятия о христианских чувствах, в это же время наполняется гордостью, что сумела припахать еще одного лоха. Обидно.
– Он эмчеэсовец. Я тебе говорю – отличный парень. Сказал: обращайтесь, если что-то понадобится.
– Ну, не знаю, – с сомнением произнесла я, – как это тебе удалось. У нас не сложились отношения.
– У каждого свои тайны, – прочирикала Терентьева, и я сочла за лучшее убраться, пока соседка не начала выступления в ею любимом народном жанре страданий.
Главное я выяснила: Жорка не имел отношения к письмам. Тогда кто? Степан? Но письмо я получила до того, как Степан появился в доме по соседству.
Кто бы он ни был, этот К. М., он не прав.
Остаток вечера я прислушивалась к шорохам в саду, вздрагивала, поминутно проверяла, надежно ли задернуты шторы, и так извела себя, что не выдержала – вытащила визитку следователя Тихомирова, покрутила в руке, раздумывая, не позвонить ли специалисту. Склонилась к мысли позвонить. Пусть займется своими непосредственными обязанностями – ловит маньяка!
Боясь растерять настрой, торопливо набрала домашний номер Тихомирова.
– Алло? – услышала я женский голос.
Палец судорожно нажал на рычаг, я опустила трубку и, сраженная неприятным фактом, распласталась на диване. Письмо маньяка потеряло значение.
Еще одно поражение – пятое за лето! А.И. Жуков, М.П. Француз, сосед Степан, Г.П. Рысаков, Д.С. Тихомиров – мои неудачи поименно. Господи, ну почему я не ящерица?
