Горечь утраты – вот чувство, которое я испытывала в данный момент. Будто похоронила Дмитрия!
Кто эта женщина? Как она умудрилась оказаться в доме следователя и (не стоит обманывать себя) увлечь бесстрастного, как сфинкс, Тихомирова? Чего во мне не хватает?
Телефон вывел меня из состояния тупого оцепенения.
– Да?
– Витюша, – прогудел Тихомиров, – у тебя что-то случилось?
– Нет. Да! Я получила еще одно письмо.
– Я сейчас приеду.
Трубка замолчала, я оторвала себя от дивана и подошла к зеркалу. Нет, так нельзя! Нельзя распускаться только потому, что у гея-импотента-бабника Тихомирова (отвергнутого мной почти пятнадцать лет назад) появилась женщина!
«Он тебе нравится!» – глядя себе в глаза, признала я очевидное и сунула голову под душ.
Читая письмо, Тихомиров, по-моему, смутился.
«Ты сводишь меня с ума, я ненавижу всех мужчин, которые крутятся вокруг тебя, – шевелил губами Дима. – Они притворяются деловыми партнерами и твоими друзьями, а сами мечтают уложить тебя в постель, наслаждаться запахом твоего тела, гладкой кожей и твоей близостью. Не будь наивной, гони их от себя.
На Диме были джинсы и футболка.
Я скользнула взглядом по рельефным мышцам следователя и вынуждена была признать, что не возражала бы, если б он уложил меня в постель.
Тихомиров закончил читать, судорожно вздохнул и бросил на меня замутненный взгляд:
– Опять никаких догадок?
После ванны я облачилась в шелковый халат, который то и дело расползался на груди (приходилось все время контролировать глубину выреза).
– Нет. – Я тряхнула вымытыми волосами и поправила халат. – Я даже к Жорке ходила, ну к соседу, который меня…
– Ну? – перебил Тихомиров.
– Он в отъезде.
– Больше никаких мыслей?
– Никаких.
– Может, это с работы?
– О-о, исключено. Там нет ни одного кандидата. Просто ни одного.
– Ни одного, кто бы привлекал тебя, – догадался Тихомиров, – но это не значит, что ты никого не привлекаешь.
– Это комплимент? – криво улыбнулась я.
Тихомиров не ответил. Ну разумеется, Дима никогда не блистал способностями дарить комплименты, а теперь, когда дома его ждет женщина, наверняка считает, что не имеет морального права! Честный и порядочный до идиотизма, рыцарь Ланселот. Хотя… если бы это был мой рыцарь, я бы не считала честность и порядочность идиотизмом. Вообще, у меня этим летом заметно испортился характер. Скоро от Дашки будет не отличить.
– Больше ничего?
– Ничего, – пожала я плечами.
Тихомиров стоял близко, так, что наше дыхание смешалось, я слышала его запах – здоровья, чистоты и силы. Хорошо, что я вымылась, – можно быть уверенной, что от меня не несет коровником.
По лицу Тихомирова, как всегда, ничего нельзя было понять, но я вдруг ощутила напряжение. Меня тянуло к Дмитрию, как заряженную частицу к магниту.
Я качнулась, сопротивляясь притяжению. Стало трудно дышать.
– Витюша, – лицо Тихомирова расплылось, голос звучал как через беруши, – все в порядке?
– Ничего, ничего, сейчас, – шаря рукой в поисках опоры, успела прошептать я – в глазах потемнело.
Очнувшись, я обнаружила себя на диване, Тихомиров сидел передо мной на корточках и обмахивал меня романом о Франческе.
Силы возвращались. Только этого не хватало! Полы халата разъехались, открыв ноги до трусиков и грудь до… до неприличия. Я поспешила сесть.
– Ты как? – сунув мне стакан с водой, спросил Тихомиров и отвел взгляд.
Я зачем-то попила, хотя пить совсем не хотела, и промямлила:
– Уже хорошо. Нервы…
– Может, показаться врачу?
– Мне кажется, надо просто решиться и уехать из Заречья.
Брови Тихомирова поползли вверх, лицо приобрело глуповатое выражение.
– Ты никогда не говорила, что тебе здесь не нравится.
– А ты не спрашивал. Я не пойму, откуда вдруг такой живой интерес к моей персоне?
– Ты…
Тихомиров опять замолчал! Ну что это такое?
Как это назвать?! Может, это проявления аутизма?
– Что – я?
– Не вдруг, – изрек Дмитрий.
– Замечательно! Что – не вдруг? Ты можешь сказать по-человечески?
– Тебе придется написать заявление, – увел в сторону разговор Дмитрий.
– А в частном порядке ты не можешь заняться этим?
– Нет у меня времени на частное расследование.
– Но если я напишу заявление, этим займется кто-то другой. Этот кто-то будет читать письма… Дим! Я не хочу.
Я покраснела.
– Чтоб мне провалиться! О, женщины!
Этот взрыв эмоций и, главное, глубокомысленное замечание по поводу женщин навели меня на мысль:
– А ты не знаешь женщин-следователей?
– Знаю.
– Близко? – вырвалось у меня, и я прикусила язык.
Тихомиров препротивно ухмыльнулся:
– Не настолько. В чужом белье копаться можно только по территориальному принципу. Женщина не возьмется, потому что работает в другом районе. Давай спать, – закончил Тихомиров.
Звучало предложение заманчиво.
Я не пошевелилась, а Дима направился в ванную, но на полпути остановился:
– Полотенце дашь?
– А ты домой не поедешь?
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– А разве…
Я заткнулась, решив, что не имею права задавать вопросы. Захочет – объяснит все сам.
– Что? – Тихомиров застыл, ожидая продолжения. Или провоцируя?
– Так, ничего, – поджала я губы и пошла за полотенцем.
Как ты со мной, так и я с тобой, Толстокожее-Тихомирово.
– Ну, как у тебя с ним?
Вахрушева устроилась с ногами на диване.
Если кто не знает – это верный признак: подруга приготовилась вывернуть наизнанку все потайные уголки души. Своей. Я это называла санацией.
– С кем?
– Петухова, хватит придуриваться, рассказывай!
