История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий

действиями; он требовал от своих почитателей внутренней трансформации, основанной на покорности и доверии (§ 14).

Как мы увидим ниже (§ 60), многие элементы ханаанейской религии были усвоены израильтянами. 'Но эти заимствования сами же и породили конфликт. Баал был побежден своим собственным оружием. Если принять во внимание, что все чужеземцы, даже из таких несемитских языковых групп, как хурриты, а позже филистимляне, после прибытия в Ханаан очень скоро полностью забыли свою собственную религию, то следует оценить как экстраординарное то обстоятельство, что борьба между Яхве и Баалом продолжалась столь долго и что, несмотря на некоторые компромиссы и многие 'срывы в неверность', она завершилась победой яхвизма'.[372]

Глава VII 'КОГДА ИЗРАИЛЬ БЫЛ МЛАДЕНЦЕМ…'

§ 53. Две первые главы 'Бытия'

Религия Израиля — прежде всего религия Книги. Этот письменный корпус состоит из текстов разного времени и направления, отражающих, разумеется, достаточно древние устные традиции, в ходе веков подвергшиеся переосмыслению и исправлению в той среде, в которую они попадали.[373] Современные авторы начинают религиозную историю Израиля с Авраама. В самом деле, согласно традиции, именно он был избран Богом, чтобы стать предком израильского народа и овладеть землей Ханаанской. Но одиннадцать первых глав «Бытия» посвящены легендарным событиям, предшествовавшим избранию Авраама, — от Сотворения до Потопа и Вавилонской башни. Составление этих глав, как известно, относится к более позднему времени, нежели редакция большинства других текстов Пятикнижия. С другой стороны, некоторые исследователи, включая самых авторитетных, утверждают, что космогонические мотивы и мифы о происхождении (сотворение человека, происхождение смерти и т. д.) играли в религиозном сознании Израиля вторичную роль. В общем, израильтяне интересовались скорее 'священной историей', т. е. своими отношениями с Богом, чем историей первоначал, относящихся к мифам и фантастическим событиям.

Это может быть верно — начиная с определенной эпохи и, в особенности, в определенной религиозной среде. Но у нас нет оснований утверждать, будто предки израильтян были безразличны к вопросам, волновавшим архаические общества, таким, как космогония, сотворение человека, происхождение смерти и прочие грандиозные проблемы. Вплоть до наших дней, после двух с половиной тысяч лет всевозможных «реформ», события, изложенные в первых главах «Бытия», продолжают питать воображение и религиозную мысль потомков Авраама. Поэтому, следуя предмодернистской традиции, мы и начнем наше изложение с первых глав Книги Бытия. Поздняя датировка их редакции не должна нас смущать, ибо их содержание архаично; фактически, оно отражает более древние события, чем те, о которых повествуется в саге об Аврааме.

'Бытие' открывается знаменитым пассажем: 'В начале сотворил Бог (Элохим) небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою' (1:1–2). Образ изначального океана, над которым носится бог-творец, весьма архаичен.[374] Однако тема бога, летающего над водной пучиной, не засвидетельствована в месопотамской космогонии, хотя один из мифов 'Энума элиш', возможно, был знаком автору библейского текста (древнееврейский термин tehôm, служащий для обозначения изначального океана, этимологически близок вавилонскому tiämat). Творение как таковое, т. е. упорядочение «хаоса» (tôhû wâ bôhû), осуществляется силой слова Господня. Он сказал: 'Да будет свет. И стал свет' (1:3). Последующие этапы творения также совершаются посредством слова Божия. Водный «хаос» здесь не персонифицирован (ср.: Тиамат) и, следовательно, не «побежден» в космогонической битве.

Этот библейский рассказ построен совершенно особым образом: 1) творение посредством Слова;[375] 2) мира, который 'хорош'' и 3) жизни (животной и растительной), которая тоже «хороша» и которую Бог благословляет (1:10, 21, 31 и сл.); 4) наконец, космогоническое творчество увенчивается сотворением человека. В шестой и последний день Бог говорит: 'Сотворим человека по образу Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом' и т. д. (1:26). Никаких впечатляющих подвигов (вроде битвы Мардука с Тиамат),[376] никаких «пессимистических» элементов в космогонии и в антропогонии (мир, сотворенный из останков «демонического» первосущества Тиамат, человек, вылепленный из крови демона Кингу). Мир «хорош», а человек — imago dei; он, подобно своему Творцу и образцу, обитает в раю. Однако, как подчеркивает далее Книга Бытия, жизнь полна тягот, несмотря на то, что Господь благословил ее, а люди уже не живут в раю. Но все это — результат ряда заблуждений и грехов, совершенных предками. Именно они изменили человеческую судьбу. Бог не несет никакой ответственности за порчу своего совершенного творения. Подобно индийским воззрениям в последующую за упанишадами эпоху, человек, а вернее, весь род человеческий, есть результат своих собственных поступков.

Другой рассказ, более древний и относящийся к яхвистской редакции (2:5 и сл.), значительно отличается от только что изложенной священнической редакции. Там говорится не о сотворении неба и земли, а о пустыне, которую Бог (Яхве) делает плодородной благодаря пару, всходившему от земли. Яхве вылепил человека (âdâm) из праха земного и вдунул 'в его ноздри дыхание жизни'. Потом Яхве 'насадил сад в Эдеме', взрастил разного рода 'добрые деревья' (2:8 и сл.) и поселил человека в этом саду, 'чтобы возделывать его и хранить его' (2:15). Затем Яхве 'образовал из земли' животных и птиц и привел их к Адаму, чтобы тот дал им имена.[377] В конце концов, наведя на человека крепкий сон, Яхве взял одно из его ребер и сотворил из него женщину, получившую имя Ева (древнееврейское слово hawwâh этимологически родственно слову 'жизнь').

Экзегеты заметили, что в более упрощенном яхвистском рассказе не водный «хаос» и мир «форм» противопоставляются друг другу, а пустыня и сушь контрастируют с зеленью и жизнью. Поэтому вполне возможно, что этот миф о происхождении зародился в засушливой, пустынной зоне. Что же касается сотворения первого человека из глины, то эта тема, как мы знаем (см. § 1), была известна в Шумере. Аналогичные мифы засвидетельствованы почти повсюду, начиная с Древнего Египта и Греции и кончая «примитивными» племенами. Их основная идея сводится к следующему: человек был создан из перво- материи (земли, дерева, кости) и оживлен дыханием творца. Иначе говоря, как мы уже заметили по поводу шумерского мифа, человек и «видом» своим, и «жизнью» в известной мере разделяет природу своего творца. «Материи» принадлежит только его тело.[378]

Сотворение женщины из ребра, взятого у Адама, может быть истолковано как указание на андрогинность Первочеловека. Сходные понятия засвидетельствованы в других традициях, включая те, что переданы посредством некоторых мидрашей.[379] Миф об андрогине служит примером довольно распространенного верования: совершенство человека, отождествляемого с мифическим Предком, включает в себя цельность, являющуюся одновременно и совокупностью. Нам еще представится возможность обсудить важность андрогинности при рассмотрении некоторых гностических и герметических умозаключений. А пока уточним, что человеческая андрогинность имеет своим образцом андрогинность божественную, и это понятие является общим для множества культур.[380]