Ее лицо не выражало никаких эмоций, взгляд был рассеян. Де Кордоба подумал, что, наверное, ему следовало написать для Мерседес нечто вроде памятки, чтобы во время разговора с преступниками она ничего не забыла. Оставалось надеяться, что она все сделает как надо. Ему было искренне жаль, что он не может вместо нее ответить на телефонный звонок. Конечно, они сразу же постараются запугать ее. Потому-то они и настояли на разговоре с ней, чтобы продемонстрировать свою жестокость.
Впрочем, возможно, было бы лучше, если бы она вышла из себя. Тем самым показав, что она действительно стремится к сотрудничеству. В чем-то это многое упростило бы. Они бы тогда поверили в ее искренность…
Когда раздался звонок, Майя даже подпрыгнула от неожиданности. Мерседес включила магнитофон и сняла трубку.
– Мерседес Эдуард у телефона, – сказала она по-английски с легким акцентом. Ответа не последовало – Я слушаю!
Сквозь шорох помех до нее донесся злой, хриплый голос:
– У меня твоя дочь. Мерседес.
– Правда? – Она сохраняла полное спокойствие. – Будьте добры, передайте ей трубку.
– Ах, передать ей трубку? – На линии послышался какой-то треск, являвшийся, скорее всего, смехом преступника. – Это будет дорого тебе стоить. Раздобыла деньги?
– Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, – хладнокровно проговорила она. – Я не собираюсь ни о чем с вами договариваться до тех пор, пока не получу доказательства того, что моя дочь жива и здорова.
– Могу дать тебе послушать, как она визжит. – Они уловили в его голосе нотки раздражения. – Такое доказательство ты хочешь получить?
– Нет, – ледяным голосом спокойно сказала Мерседес. – Мне нужно что-нибудь более определенное. Я хочу быть уверена, что Иден действительно находится у вас и что она жива. Когда моей дочери было пять лет, я подарила ей ее первого коня. Спросите у нее, как его звали и какой он был породы. И еще, мне необходимо дать вам какое-нибудь имя, чтобы впредь точно знать, что я имею дело именно с вами. С этого момента вы будете называть себя Полом.
– Ты спятила? – голос в трубке стал повышаться. – Кто, по-твоему, диктует здесь условия?
– Никто. Позвоните мне снова, когда получите ответы на два мои вопроса. И не забудьте – ваше имя Пол.
– Ах ты сука! Да я могу сделать с ней все, что захочу. Все! Ты меня слышишь? – Его дыхание стало прерывистым. – Я могу заморить ее голодом. Могу избить. Могу изнасиловать!
Де Кордоба заметил, как голые пальцы ноги Мерседес с силой ткнулись в мягкий ворс ковра.
– А захочу – прирежу! Вспорю ей…
Она с размаху грохнула трубку на рычаги телефонного аппарата, прерывая поток истерических угроз. Теперь ее руки слегка дрожали.
– О, Боже – прошептала Майя, невольно вскакивая на ноги. – Мерче, ты что наделала?
– Вы поступили рискованно, – сухо сказал де Кордоба. – Надо было дать ему успокоиться.
– Бесполезно, – проговорила Мерседес. – Он не хотел успокаиваться. Вы же слышали, какой у него был голос.
– Но ты его спровоцировала. – Лицо Майи все еще оставалось бледным.
– Я просто дала ему понять, что меня не так-то просто запутать. – Она устало посмотрела на своих собеседников. – Мне даже кажется, что это для него важнее, чем получить деньги. – Ее взгляд остановился на полковнике. – Он ни слова не сказал о ее ломке. Вы заметили?
– Да, – кивнул тот.
– Очевидно, они еще не догадались, – предположила Майя.
– Очевидно. – Помолчав немного, Мерседес встала. – Я иду спать.
– Он может позвонить снова, – сказал де Кордоба.
– Не думаю. Скорее всего, он выждет некоторое время, чтобы таким образом наказать меня. Но в конце концов сделает все так, как я ему велела.
– А разве вы не желаете прослушать пленку?
– Если хотите, слушайте сами, а я уже наслушалась. Потрясенный ее самообладанием, де Кордоба распахнул перед ней дверь.
– Вы держались молодцом, – проговорил он на прощание. – Просто молодцом.
Она грустно улыбнулась.
– Иден все-таки моя дочь.
Аргентинец притворил дверь своей спальни. После ухода женщин в комнате остался нежный аромат их духов. Полковник подошел к магнитофону, перемотал пленку и стал вслушиваться в хрипловатый голос.
Речь звонившего показалась ему достаточно грамотной, хотя он не был знатоком североамериканских наречий. Голос был сильный, молодой, уверенный, даже властный. Но в нем чувствовались какие-то зловещие, вибрирующие интонации, отчего у де Кордобы зашевелились волосы на затылке.
… Могу изнасиловать! А захочу – прирежу! Вспорю ей…
Он прослушивал запись снова и снова. И все больше поражался ледяному спокойствию Мерседес. В отличие от нее, его собственный голос во время первого разговора звучал неуверенно и нервно.
Что касается голоса преступника, то здесь сомнений не могло быть: в нем ясно угадывалось одно чувство – ненависть.
Ему стало не по себе, и он потянулся за бутылкой виски.
Тусон
Черные прорези капюшона злобно уставились на Иден. Она физически ощущала, что с приходом ее тюремщика крохотная каморка заполнилась бешеной яростью, в воздухе витала угроза.
– Твой первый конь. Как его звали?
– Мой первый конь? – обалдело повторила она.
– Как звали твоего первого коня? – В своем капюшоне он был похож на средневекового палача. На сжатых в кулаки руках проступили вены. – И какой он был породы? Отвечай! Живо!
С минуту она в недоумении смотрела на него, затем у нее с такой силой забилось сердце, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Им нужны доказательства, что я жива! Я скоро буду свободна?
– Отвечай на мои вопросы.
– Его звали Элфи. Элфи! Шетлендец! Бурый с белым, пегий… – затараторила Иден. – Это они просили тебя выяснить? Они согласились заплатить? Ты только скажи мне…
– Твоя мамаша – хитрая стерва, – буркнул он. Затем вытащил из кармана крошечный магнитофон и сел на кровать. – Она думает, что я ее обманываю. Так что тебе придется передать ей маленькое послание.
– Моя мама?!
– Скажешь ей, чтобы не умничала. И еще скажешь как тебе здесь плохо. Думаю, тебе ясно, что я имею в виду.
Совершенно ошеломленная, Иден тупо уставилась на него.
– Ты «трясешь» мою мать? Не отца? – Она ничего не понимала – Но почему ее, а не его? У него же гораздо больше денег! – Ее глаза округлились. – И сколько же ты просишь?
Он несколько секунд помолчал, потом сказал.
– Десять миллионов долларов. Иден чуть не лишилась дара речи.
– Десять миллионов? Идиот! Да она в жизни не наберет столько денег!
– Ты лучше молись, чтобы она все-таки набрала их. А сейчас заткнись и приготовься передать своей мамочке привет. У тебя десять секунд на все послание. Десять секунд. Поняла? Скажи ей, как тебе хочется выбраться отсюда и чтобы она больше не шутила со мной. И помни: чем усерднее ты будешь со мной сотрудничать, тем быстрее попадешь домой.
– Нет!
Он включил магнитофон и поднес микрофон к ее губам.
– Десять секунд. Начинай!
