– Нет! Она должна заплатить!
– Ты уже и так отомстил, Джоул. Не знаю, что ты там имеешь против нее, но она заплатила тебе сполна. Я слышала ее голос. Ты заставил ее страдать. Ну хватит уже!
Джоул силой оторвал от себя Иден и, тяжело опустившись в кресло, стиснул руками виски. Голова шла кругом.
Она осторожно дотронулась до его плеча.
– Они узнают только то, что я им расскажу. А я не собираюсь ничего рассказывать.
– О, Иден! – застонал он – Ты такая наивная.
– Ты мне нужен, – прошептала она, садясь рядом с ним. – Ты ведь спас меня. И теперь ты несешь за меня ответственность.
Он молча покачал головой.
– Если я сейчас уеду, через неделю я уже буду сидеть на игле, – продолжила Иден, кладя голову ему на плечо. – Мне от тебя ничего не надо – только бы быть рядом. Мы вместе будем скрываться от полиции. Уедем в Южную Америку. Или в Канаду. Найдем другой такой же дом. Где-нибудь в деревне.
Она все говорила и говорила. Картинки их будущей жизни, рожденные ее воображением, были наивны, окрашены в пастельные тона. Она сыпала ими как из рога изобилия.
Джоул не слушал. Он сидел, замкнувшись в себе, отрешенный, холодный, как смерть. Столько времени он жаждал отмщения и вот теперь ради утоления этой жажды должен был лишиться всего. Своего дома. Своего имени. Своего спокойствия. И, наконец, Иден – единственного человека, которого он по-настоящему любил.
Все это, от начала до конца, оказалось какой-то чередой бессмысленных ошибок. Нельзя было впускать ее в свое сердце. С самого первого шага, с того момента как он увидел ее исколотые иглами ноги, все ужасным образом, с неотвратимой обреченностью пошло наперекосяк.
И вот теперь его планы рушились, ситуация полностью выходила из-под контроля. Он уже не был в центре событий, и, уступая центробежным силам бешено вращающейся карусели жизни, все быстрее соскальзывал к краю, за которым его ждала пустота.
Его несло в бездну.
– Пойдем.
– Куда?
– Ты должна вернуться в подвал.
– Надолго?
– Пока не отправлю тебя домой.
– Джоул, нет!
– Иди.
Когда он втащил ее в дом, Иден стала отчаянно сопротивляться. За последние недели она поднабрала сил и уже больше не была похожа на мешок с костями. Ей удалось вырваться.
– Ты не посмеешь, – задыхаясь, проговорила она.
– Теперь это уже небезопасно. Мне вообще не следовало тебя выпускать.
– Я не вернусь туда! – отступая, заявила Иден.
– Вернешься.
– Нет!
Джоул ринулся за ней, однако Иден успела отскочить, опрокинув по пути тяжелый стул из орехового дерева.
– Это будет предательством, Джоул. Предательством нас обоих!
– Не заставляй меня делать тебе больно, – мрачно произнес он, буравя ее своими черными глазами.
– Ты не можешь так поступить со мной после того, что между нами произошло.
– Но это не должно было произойти! – Он схватил стул и отшвырнул его в сторону. Деревянная ножка, ударившись о стену, разлетелась в щепки.
Взвизгнув, Иден попятилась от него.
– Джоул, не надо!
– Все кончено. – Его лицо стало чужим и злобным. Он уже не был похож на того мягкого, заботливого молодого человека, который с такой нежностью ухаживал за ней. Он превратился в безжалостного наемника, ворвавшегося в чужое жилище и с ужасающей решимостью приближающегося к своей жертве.
– Да что с тобой случилось? – закричала Иден. У нее на глазах выступили слезы и покатились по щекам. – Джоул, остановись! Я не вынесу этого!
Ничего не говоря, он схватил ее за запястье и потащил к ведущей в подвал лестнице.
Она неистово сопротивлялась, но отчаяние лишило ее последних сил. Словно ребенок, она цеплялась за перила, упиралась ногами.
– Я не хочу причинять тебе боль, – сказал Джоул, и в его голосе Иден отчетливо услышала страдальческие нотки.
– Тогда не делай этого, – взмолилась она. – Не делай этого с нами!
– Я должен, – не глядя ей в глаза, произнес он.
– Но ведь все можно сделать иначе! Можно же!
– Иначе нельзя. – Он дернул ее за руку, и Иден соскользнула на несколько ступенек вниз.
– Я люблю тебя, – зарыдала она. – Я не вынесу этого! Не вынесу!
Когда Джоул наконец стащил ее в подвал, он уже едва дышал от усталости. Волосы Иден спутались, лицо стало бледным как смерть.
Он сверху вниз посмотрел на нее, и, словно в ослепительном отблеске молнии, перед его глазами встала такая Иден, какой она когда-то была – изможденная, опустившаяся, грязная. Это воспоминание нестерпимой болью пронзило его сердце.
– Не надо, – жалобно хныкала девушка. – Не надо, не надо, не надо…
Неимоверным усилием воли Джоул заставил себя собраться. Точно такое же чувство он испытывал, когда, увязая в грязи, пробирался через вьетнамские болота: его мозг бешено слал команды отказывающимся повиноваться конечностям, а убийственный вес измученной плоти все сильнее и сильнее тянул книзу. Ему было так тяжело, так мучительно трудно двигаться!
Возле двери в каморку силы почти оставили его. И Джоул, и Иден жадно хватали ртами воздух. Последним, нечеловеческим усилием он втащил ее в крохотную комнатку с серыми стенами.
– Если ты это сделаешь, – дико завизжала Иден, – я тебе никогда не прощу! Я убью себя!
– Я не заставлю тебя сидеть здесь долго, – с нескрываемым отчаянием проговорил Джоул.
– Ты губишь меня! Не делай этого, не делай!
– Успокойся.
– Ты не можешь отправить меня домой. Как только я выйду отсюда, я тут же засажу себе такую дозу, что меня уже не откачают!
– Нет, ты не станешь больше колоться.
Ее глаза сузились в две зеленые щелочки.
– И ты будешь виноват в этом! Я сдохну от передозировки, Джоул. Сначала перетрахаюсь с каждым встречным, чтобы было на что купить побольше героина, а потом ширну себе все одним уколом. И виноват в этом будешь ты!
Терпение Джоула лопнуло.
– Да пошла ты, дура! – как безумный заорал он. – Делай что хочешь!
Иден взорвалась. Словно потерявшая рассудок, она ринулась вперед, пытаясь выцарапать ему глаза. В последний момент Джоулу все же удалось схватить ее за руки, чтобы не дать ногтям вонзиться в лицо. Иден начала вырываться, исступленно лягая его ногами. Было удивительно, откуда только у нее взялись силы. Она стала похожа на маленького зверька, бешено дерущегося за свою жизнь с более сильным врагом. Джоул и Иден боролись в полной тишине, едва ли отдавая себе отчет, чего же они хотят добиться. Наконец он с размаху припечатал ее к стене тесной каморки, и ей показалось, что у нее треснули ребра. Отчаянным рывком высвободив руку, она впилась ногтями ему в щеку.
