ЛИБЕРТИ. Использовать?
КИТСИЯ. Я требовала у них ответа, не свернула ли я с намеченного пути? Честна ли я в своем творчестве? Я допускала к себе только избранных друзей. Верньер-Планка, Серс, Беренсона и еще нескольких. Я вносила изменения в свои произведения у них на глазах. Я клещами вырывала из них правду.
ЛИБЕРТИ Что-то я не вижу, где тут место для ребенка?
КИТСИЯ. Сейчас я готова с тобой согласиться, а тогда воображала, что могу получить все на своих условиях. Я не рассчитывала, что Арчер вернется так скоро, и была уверена, что он изживет свою детскую влюбленность. Но Ангус твердо решил еще раз привезти сына из Америки домой. Мне казалось, что брат таким образом проверяет свою способность преодолеть все существовавшие тогда трудности: получить кучу разрешений, выбить документы, место на заполненном до отказа корабле. И вот после конца семестра Арчер объявился снова. Я была на шестом месяце беременности Все пошло кувырком… В конце концов Арчер убил человека, вернее, другого мальчишку.
ЛИБЕРТИ. Вы хотите сказать, что Арчер Рейсом — убийца?
КИТСИЯ. И да, и нет. Сам он об этом не знает Об этом вообще знают лишь немногие из родни эмира. И вот теперь ты.
ЛИБЕРТИ. Как же получилось, что сам Арчер остался в неведении? Такое впечатление, что меня без моего согласия приняли в клуб избранных.
КИТСИЯ. Так или иначе, прием состоялся. Теперь на тебе лежит огромная ответственность, ты знаешь о вендетте.
ЛИБЕРТИ. Что еще за вендетта?
КИТСИЯ. Против детей Арчера.
ЛИБЕРТИ. Не понимаю.
КИТСИЯ. Где тебе! Сиди спокойно, сейчас я все объясню.
Вернувшись и найдя меня беременной, Арчер пришел в восторг и стал планировать наше с ним совместное будущее, а когда я сказала ему, что отец — не он, воспринял это как оскорбление.
В конце концов он поверил слухам, из которых следовало, что отец ребенка — сын эмира, один из моих постоянных натурщиков. В припадке ревности Арчер затеял с пареньком драку и ранил его, но и сам тоже получил ранение — в ногу. Помню, глядя, как они катаются по песку, я задавалась вопросом: неужели без этого мужчина — не мужчина? Неудивительно, что я не желаю иметь с ними ничего общего.
Ангус прибежал из большого дома и растащил драчунов, но кровь была пролита. Он сразу понял, каких Арчер натворил бед, и быстро отправил его со Звара. Как вы догадываетесь, у брата не было задачи главнее, чем сохранение хороших отношений с эмиром. Его бизнес, положение на острове, безопасность — все находилось в руках эмира, и как раз под Новый год они заключили сделку о добыче на Зваре фосфатов.
Строго наказав Арчеру не появляться без разрешения, мой братец побежал к эмиру. Говорят, он ползал перед эмиром в пыли и молил о прощении. Казалось, что сын эмира выживет, поэтому Ангус был прощен и в знак благодарности даже пустил слезу. Но радость оказалась преждевременной: небольшая рана на груди у паренька загноилась, и уже неделю спустя он умер от пневмонии.
Узнав о его смерти, я испугалась, что всех Ренсомов зарежут в своих постелях, но эмир отложил расплату, пощадив Ангуса, Элен и меня.
ЛИБЕРТИ. А Арчер?
КИТСИЯ. Как ни велико было горе эмира, он тоже искал способ не портить отношения с Ангусом — ведь благодаря Ангусу он разбогател. Эмир знал, что, убив Арчера, погубит все, что он и его семья успели получить благодаря их сотрудничеству. Тогда его гнев обратился не на Арчера, а на меня.
ЛИБЕРТИ. Почему на вас?
КИТСИЯ. Потому что я была причиной гибели его сына.
ЛИБЕРТИ. И все-таки эмир вас простил?
КИТСИЯ. И да, и нет.
ЛИБЕРТИ. Не понимаю.
КИТСИЯ. Конечно, я сумела спасти Арчера, пожертвовав малым — одной грудью, но жизнь его ребенка я спасти не могу.
Боюсь, сыновья эмира пронюхали, что Кит — дочь Арчера. Ее надо предостеречь, и для этого я выбрала тебя. Возьми вот это.
ЛИБЕРТИ. Почему я? Разве вы не можете сказать ей сами? Что вы мне даете?
КИТСИЯ. А на что это, по-твоему, похоже? Это черепашка. Открой и загляни внутрь. Слушай меня внимательно…»
По щекам Кит катились слезы, но она даже не думала их вытирать. Отложив бумаги, она уставилась в пустоту.
— Я всегда думала, что у нее был рак груди, но боялась спросить. Боялась, что сама заболею… — Кит подняла глаза.
Либерти стояла перед ней, протягивая черепашку. Кит взяла ее и медленно встала, рассматривая вещицу с разных сторон.
Наконец-то она к ней попала! Черепашка была в точности такая же, как та, которую она получила от матери в честь начала месячных, только у этой глаза были сапфировые, а у той, что осталась в шкатулке в «Кларе», — изумрудные. Она надавила на золоченое брюшко, панцирь откинулся. На зеленом бархате лежала вторая серьга с черной жемчужиной.
Кит посмотрела драгоценность на свет, наслаждаясь ее дымчатым блеском, потом прошлась по номеру с опущенной головой, словно высматривала что-то на полу. Наконец она заговорила:
— Я уже много лет об этом не вспоминала… Однажды, сидя со мной на скале в Персидском заливе, сын эмира Ахмед поведал мне, что мы с ним кузены.
— Сколько вам было тогда лет?
— Лет двенадцать, может, меньше. Я помню все слово в слово. Он сказал, что у него был старший брат, который умер, когда Ахмед был малышом. В семье ходит слух, что от него забеременела сумасшедшая иностранка и ее ревнивый любовник покарал его смертью. Ахмед был красивым мальчиком со светло-карими глазами и такими мягкими черными ресницами, что казалось, он никогда не закрывает глаз, как птица или дельфин. Как-то я сравнила цвет кожи: его рука была черной, как уголь, моя много светлее — как кофе с молоком. Помнится, я усомнилась, что в наших жилах течет родственная кровь, а он засмеялся и ответил, что мне придется поверить, когда он попросит отдать меня ему в жены.
— Вы испугались? Вы ему поверили?
— Не хотела верить, но меня охватили сомнения.
Через пару недель мне приснился сон, будто Ахмед берет меня к себе в гарем. Я проснулась в испуге и бросилась к Китсии в мастерскую. Но по пути мне стало стыдно. Я была выше матери ростом и казалась себе неуклюжим созданием, прячущимся за кустиком. Все же я пересказала ей свой сон и слова Ахмеда.
— Не возражаете? — Либерти показала ей диктофон.
— Даже не знаю… Мать ответила, что я Ахмеду не родня и что его женой мне не бывать. «Но ты никогда не должна им этого говорить — пускай думают что хотят. Им нельзя доверять». Я почти не слушала ее, потому что собиралась с духом, чтобы спросить, кто мой отец. Когда мой вопрос наконец прозвучал, она оттолкнула меня и сказала: «Нечего тебе мечтать об отце! Он даже не знает о твоем существовании». «Но я хочу знать, кто он?» — упорствовала я. Я стала перечислять всех, кого знала, встречала, о ком слышала. «Столько вопросов — из-за какой-то капли семени!» — был ее ответ. «Мне надо это знать!» — крикнула я. «Не теперь!» — отрезала она. «А когда?» — «Позже». — «Когда позже?» Я уже скулила, а она терпеть не могла скулеж.
«Когда я буду готова тебе ответить».
— Она так вам и не ответила. Наверное, не придумала, что сказать.
Кит смотрела на журналистку, знавшую о ней, казалось, больше, чем она знала о себе сама. Либерти была бесподобной наперсницей, помогавшей разгадать старую загадку.
— Она подарила мне черепашку с изумрудными глазами и сказала, что вторая такая же будет означать, что имя моего отца больше не является для меня тайной. Сколько я прождала рождественских праздников и
