Говорите правду.
– Я всегда говорю правду, – ответила Бриджит. – Когда это мне на пользу. Мужчина поскреб подбородок.
– Вы уже делали фотопробы?
– Я только недавно в Нью-Йорке.
– Значит, с другими агентами вы не встречались?
К черту эту правдивость!
– Еще нет, – соврала она.
– Вот моя визитная карточка, – проговорил Мишель. – Будьте у меня завтра в десять утра. Может быть, для вас что-нибудь и найдется.
Бриджит не терпелось найти Нону и поблагодарить ее за это знакомство.
– Просто фантастика! – выдохнула она, глядя на подругу горящими глазами. – Я искала встречи с Мишелем Ги целую вечность!
– Говорят, он большой любитель подержаться за женскую попку, – предупредила подруга. – Он живет с этой знаменитой английской манекенщицей – Робертсон, кажется. Знаешь, наверное, – такая тощая, что ее можно запросто просунуть в оконную щель. Всем известно, что она повязала его по рукам и ногам, но это его не останавливает – он все равно таскается за каждой юбкой.
Бриджит, однако, была полна решимости.
– Если он и впрямь живет с Робертсон, то вряд ли полезет на меня. Она – суперженщина.
– Можно подумать, что это когда-нибудь останавливало мужчин! – фыркнула Нона, откидывая назад свои светло-рыжие волосы. – Так скажи мне, как тебе показался Зандино?
– В общем-то классный парень. Я только подумала, что, может быть, тебе нужен кто-нибудь… посолиднее, что ли?
– Терпеть не могу старикашек! – Нона сморщила носик. – Не старше тридцати! С другими я просто не в состоянии общаться. А ты?
Бриджит никогда не задавала себе такого вопроса. До сих пор все мужчины, с которыми она имела дело, были молодыми.
Она снова бросила взгляд на Мишеля Ги, стоявшего в противоположном конце комнаты.
У него были вьющиеся рыжеватые волосы, светло-голубые глаза и загорелое лицо.
– Как, по-твоему, сколько Мишелю лет? – обратилась она к подруге.
– Сорок с чем-нибудь. Староват.
– Сорок с чем-нибудь – это не «староват».
– Только держи себя с ним исключительно в деловых рамках, – предупредила Нона, погрозив подруге пальцем.
– Да я и не собираюсь с ним спать, – засмеялась Бриджит. – Хотя он и симпатичный.
– Ага, вот и моя начальница, – сообщила Нона, уже забыв о Мишеле Ги. – Очаруй ее. Может, она украсит твоим снимком обложку «Мондо».
– Думаешь?
– И Гучу, конечно, но познакомиться с ней тебе все равно не помешает.
И девушки направились через комнату навстречу еще одному шансу для Бриджит.
– Залезай на меня, – скомандовал Алекс.
– Достаточно, Алекс, я больше не могу! – вскрикнула Тин Ли. Ее хрупкое обнаженное тело уже было покрыто потом.
Алекс, словно насос, накачивал ее уже двадцать минут кряду, и, к ужасу девушки, его боевое оружие по-прежнему оставалось твердым, как шомпол. Хотя Алекс и проглотил две таблетки, чтобы протрезветь, он по-прежнему был таким же пьяным, как и час назад.
Тин Ли было плохо. Этот мужчина был большим, грубым и вел себя в постели совсем не как джентльмен. Ей хотелось уйти.
Алекс схватил девушку поперек талии и посадил верхом на себя. Он обращался с ней, как с неодушевленным предметом. Ни ласк, ни прикосновений. Одна лишь бездушная долбежка.
И все же… ей была очень нужна роль в картине, которую он собирался снимать. Кроме того, это же Алекс Вудс – прославленный режиссер и значительная фигура в Голливуде. Вот если бы он позволил ей. Тин Ли могла бы научить его кое-чему из искусства любви – например, как доставить удовольствие женщине. Потому что сейчас эта широкая и мягкая постель превратилась для нее в прокрустово ложе, где она терпела сплошное оскорбление. Да кончит же он когда-нибудь или нет!
Пытаясь сосредоточиться, Алекс закрыл глаза, но тут же почувствовал, как все кругом поплыло и кровать, медленно поднявшись, накренилась набок и стала плавно крутиться в воздухе. Как же он ненавидел пьянство! Ненавидел себя, когда напивался. Ненавидел страдания, которые неизбежно подкарауливали его на следующее утро.
И тем не менее, пообщавшись с матерью, он неизменно доходил до этого состояния. Ох уж эта его чертова мать со своими чертовыми нападками! Ну, почему она наконец не оставит его в покое?
Тин Ли застонала от наслаждения, сидя на нем. Или, быть может, это был стон усталости и отвращения?
