– Значит, ты боишься щекотки, – с расстановкой произнес Касатонов. – Должно быть, потому я и не помню, когда в последний раз слышал твой искренний смех?
Он обвел пальцем Катин сосок.
Улучив минуту, она схватила его за руку. Касатонов легко высвободился из ее пальцев.
– Нам обоим нечему радоваться, – напомнила КатД.
– Какой трагизм! Какое истинно русское страдание! Еще немного, и ты начнешь разыскивать свою балалайку и распевать слезливую чепуху.
С этими словами Касатонов принялся водить пальцем по ребрам Кати, как по струнам музыкального инструмента.
Она мгновенно открыла глаза. Они казались одновременно чистыми и мрачными, зрачки расширились от водки.
– Что-то ты сегодня чересчур игрив, – заметила она.
– И это тебя не радует.
Не ответив, Катя поднялась с постели, набросила халат и прошла через комнату к бару. Остановившись, она взглянула на отражение бледного лица в длинном зеркале в раме из золотистого мрамора, висящем над баром.
Этот номер-люкс был самым роскошным во всем отеле «Четыре времени года». Он изобиловал почти незаметными, дешевыми мелочами и деталями, которые вызывали у Кати отвращение, но должны были прийтись по вкусу японским бизнесменам.
– Я не такая, как все, – спокойно произнесла она. – Мне никогда не бывает хорошо.
– За исключением секса.
Она пожала плечами:
– Это как вздох: был и нет.
Вытащив бутылку водки из серебряного ведерка, набитого льдом, Катя наполнила до половины маленький стакан. Отпив глоток, она поморщилась.
– Еще теплая… Почему в американских отелях такие тесные морозильники?
– Бедная моя девочка, – насмешливо протянул Касатонов. – Вечно ей не везет!
– Везение годится для глупцов, а я предпочитаю сама управлять своей жизнью.
Касатонов выпрямился и осторожно почесал маленький круглый шрам на животе, а потом потянулся, так, что его плечевые суставы громко хрустнули.
– А теперь ты чувствуешь, что добилась этого? – осведомился он.
Единственным Катиным ответом стало раздраженное пожатие плеч.
– Само собой, – зевая, продолжал Касатонов. – Даже Тони Ли наконец-то понял, что попадет впросак, пытаясь манипулировать нами.
– Ты думаешь? – оживилась Катя.
– В противном случае он может заранее подыскивать себе местечко на кладбище. Он это твердо знает.
Катя опрокинула остатки водки, словно нестерпимо горькое лекарство.
– Больше всего меня раздражает, когда все идет как по маслу, – зло выпалила она.
– Как там говорят американцы: легче примириться с нищетой, чем с процветанием?
– Нельзя терять бдительность, когда чудовища «Гармонии» собираются вместе. Только дьяволу известно, что они замышляют втихаря.
Касатонов гулко расхохотался и отбросил простыни. Голый, он прошлепал через комнату к Кате. Все его тело казалось гибким, мускулистым оружием.
– Если они сделают хоть какую-нибудь глупость, – беспечно сообщил он, – я просто убью их. Ведь ты держишь меня при себе именно для этого? А может, убийства – моя вторая задача?
Катя видела в зеркале, как Касатонов крадется к ней. Она всегда поражалась, думая о том, как ей удается управлять этой горой мышц при помощи одних только губ и проворного языка. Такая власть стоит любой боли.
Нет, мысленно призналась себе Катя. Она ставит боль во главу угла.
И он знает об этом, черт бы его побрал! Он все знает.
Касатонов сгреб Катю обеими руками и притянул к несокрушимой стене своей плоти.
– Бедная, бедная моя крошка, – издевательски причитал он, – что это за жизнь: неотступные мысли, сплошное беспокойство и страх! Скоро ты станешь одной из самых могущественных женщин со времен Клеопатры, а по-прежнему хандришь.
Из-под полуопущенных век Касатонов вглядывался в лицо Кати в зеркале. Совсем недавно, за ужином с первыми прибывшими членами «Гармонии», она казалась энергичной и оживленной. Все мужчины не сводили с нее глаз, в том числе и сам Касатонов.
А теперь, во время краткого отдыха, Катя словно надела маску смерти. Ее глаза стали пустыми, кожа казалась особенно тонкой, даже ломкой в своей прозрачности.
Когда она потянулась к бутылке, Касатонов перехватил ее пальцы у самой цели.
– Тебе уже достаточно, – почти мягко произнес он. – Водка тебе вредна.
С поразительной жестокостью и силой Катя высвободилась из рук Касатонова и выхватила у него из-под носа бутылку.
– Ты мне не отец, чтобы поучать меня! – прошипела она.
От ярости ее глаза разгорелись ярче.
Страх стиснул ледяные клыки на шее Касатонова.
Она опасно приблизилась к краю пропасти, думал он. Ближе, чем казалось.
Ему нужен был мост через эту пропасть, способ удержать власть мировых масштабов, ускользающую из Катиных рук. Таким мостом могла бы стать Кассандра Редпас.
Касатонов в который раз проклял ловкость Джиллеспи, избежавшего смерти от рук русских убийц.
Слишком поздно, с горечью сказал он себе. Слишком поздно искать вторую, еще более хитрую Катю.
Илья Касатонов задумался о том, похожа ли Редпас на Катю в сексе. Неужели и она расслабляется только на краткий миг оргазма, смешанного с болью?
Но найти ответ на этот вопрос у Касатонова не было возможности, пока он не найдет способ прорвать новую линию обороны Редпас. А сейчас ему предстоит довольствоваться тем, что есть.
Катей.
– Ты говоришь о том, что предпочитаешь сама управлять своей жизнью, – холодно произнес Касатонов, – а водка лишает тебя такого контроля.
– Нет.
– Да, Катя, да. Я видел это в русской армии – приступы хандры, внезапные вспышки ярости. Водка больше не приносит тебе пользы.
– Польза, вред… это только слова, Илья. Бессмысленные звуки. Мир – это зло. Разве ты со мной не согласен?
– Но водка не превратит зло во благо.
– Да, просто сделает зло более терпимым.
Он сорвался с места так неожиданно, что Катя не заметила движение руки, выхватившей у нее бутылку. Обхватив Катю другой рукой, заставив ее судорожно втянуть воздух, Касатонов прижал ее к себе так яростно, что она ударилась лопатками о его твердую грудь.
– Забавно слушать, как Катя Павлова рассуждает о благе и зле, – процедил он.
Она напряглась, несколько секунд пыталась высвободиться из плена его рук, но все попытки оказались тщетными.
Как всегда.
– Я не питаю иллюзий, – бесстрастно объяснила Катя. – Это могут позволить себе только такие мужчины, как ты.
– Такие мужчины, как я? Какие?
– Жестокие. Ловкие. Сильные. Злобные.
