— Я слишком долго была без дела, — говорила она Мэтту, когда он, дождавшись ее после последнего спектакля в субботу вечером, накинул ей на плечи плащ, взял под руку и повел к выходу.
— Есть хочешь? Я приметил хорошенький ресторанчик за углом. У них можно получить поздний ужин.
Джаффи покачала головой:
— Нет, а ты?
— Тоже нет. Тогда поедем в отель.
— Не сразу, — сказала Джаффи. — Давай сначала немного пройдемся. Такой хороший вечер.
Было пол-одиннадцатого, но небо только начало темнеть.
— Не могу привыкнуть к тому, что солнце садится после десяти, — сказала Джаффи. — Это замечательно.
Создается ощущение, что находишься в какой-то фантастической стране.
Они направились на восток через широкую улицу под названием Странд, а затем по небольшим боковым улочкам вышли на широкий бульвар набережной Темзы.
Они были почти одни, не считая нескольких такси, промчавшихся мимо, да отдельных пешеходов, спешащих по своим делам. Где-то тихо звучала музыка.
— Глен Миллер, — удивилась Джаффи. — Разве он не погиб во время войны?
— Пропал над Ла-Маншем. Это всего лишь радио.
— Ты брюзга, — сказала Джаффи, улыбаясь. — Мэтт, потанцуй со мной. Она устремилась в его объятия.
Он обнял ее, но какое-то мгновение стоял неподвижно.
— Я не умею танцевать, — признался Мэтт. — Это то, чему мне так и не удалось научиться, пока я выбирался из трущоб.
— Я покажу тебе. Вот так. — Джаффи повела его, показывая простой тустеп. — Под музыку Глена Миллера легко танцевать, — сказала она. — Ритм очень четкий. У тебя хорошо получается. Ты быстро схватываешь.
Внезапно музыка прекратилась.
— Должно быть, кто-то закрыл окно, — решил Мэтт. — Кажется, пора уходить, — прошептал он, но не отпускал ее.
— Нет, слышишь? Музыка снова заиграла. Они не закрыли окно, а только настроились на другую волну.
На этот раз звучал вальс.
— Штраус, — сказала Джаффи. — Это тоже легко танцевать. Давай, ты видел, как его танцуют, во многих фильмах. Только представь, что ты Фред Астер, а я Джинджер Роджерс.
Мэтт закружил Джаффи по маленькому парку, так что ее плащ надулся колоколом. Они двигались все быстрее и быстрее, следуя уже своему собственному ритму, не относящемуся к скрипкам, звучащим вдали.
— У меня кружится голова, — сказала Джаффи, смеясь. И когда губы ее раскрылись, он наклонился и поцеловал ее.
Несколько минут спустя они сидели на заднем сиденье такси и молчали, просто держась за руки, а в отеле одновременно попросили ключи, но Мэтт не вышел из лифта на четвертом этаже. Вместе с Джаффи он поднялся на пятый, взял ключ из ее дрожащих рук и открыл дверь, потом подошел к Джаффи и взял в ладони ее лицо. Приподняв его, он наклонился и прижался губами к ее губам.
Через некоторое время Мэтт поднял голову:
— Да, Джаффи?
— Да, — прошептала она. — О Боже, Мэтт, да, да, да.
На рассвете, быстро сменившем поздний закат, Джаффи повернулась на бок, оперлась на локоть, положив голову на ладонь, и стала разглядывать спящего Мэтта. Прямые, песочного цвета волосы его были немного взъерошены, лицо казалось слишком тонким, утонув в больших белых подушках. Мэтт не был красавцем, но Джаффи он казался сейчас необыкновенным. «Ах, Рози, — подумала она, — не сердись на меня. Я знаю, что играю не по твоим правилам, но это только единственный раз».
Джаффи думала об этом все время. Она знала, что будет именно так, когда он обнял и поцеловал ее, когда она разделась и отдалась его ласкам, а он наконец вошел в нее, заполнив все ее существо, долгие годы тосковавшее по нему. Она понимала это в течение долгих часов, когда они занимались любовью вперемежку со счастливым смехом, открывая для себя нечто новое друг в друге. Это было время вне времени, мимолетное путешествие к неведомым далеким берегам.
Мэтт открыл глаза и посмотрел на нее:
— Доброе утро.
— Доброе утро. — Она склонилась к нему и поцеловала в губы. — Я люблю тебя.
— И я люблю тебя. — Он положил руку ей под голову и снова прижался к ней поцелуем, затем отодвинулся. — Пожалуй, я пойду. Скоро принесут завтрак.
— Еще не скоро, сейчас только шесть часов. В любом случае это не имеет значения. Мы далеко от Нью-Йорка, никто здесь не знает нас и никто не осудит.
— Ты Джаффи Кейн, тебя все знают.
Он встал и пошел в ванную. Джаффи слышала, как полилась вода. Выйдя из ванной, он надел свои фланелевые брюки, которые тщательно отгладил прошлым вечером, и рубашку с галстуком.
— Ты кое-что забыл, — сказала Джаффи.
Мэтт оглядел себя:
— Что?
— Ты босой.
Он усмехнулся, сел и натянул носки и ботинки.
— Так лучше? — спросил он, завязав шнурки.
— Как посмотреть. По-моему, еще не все в порядке.
Мэтт подошел к постели и присел рядом с Джаффи, приложив ладонь к ее щеке:
— Я никогда не думал, что может произойти то, что произошло сегодня ночью, но очень благодарен судьбе, что это случилось.
— Неужели не думал? Не думал, что рано или поздно это должно было случиться? Мне кажется, такие мысли были у тебя в голове, Мэтт. Я думаю, ты знал, как и я, что это неизбежно произойдет. Вот почему ты приехал, хотя тебе было известно, что Пола здесь нет.
Мэтт ответил не сразу. В конце концов он кивнул:
— Да, возможно, думал. Ты очень откровенна. Полагаю, это твое достоинство.
— Я не всегда так откровенна, — сказала Джаффи. — И не всегда выигрываю, когда ставлю на карту истину.
Но я не хочу, чтобы между нами была ложь или полуправда. И что самое главное, не хочу постоянно испытывать чувство вины. Мы оба знаем, как должно быть.
Эта ночь была особой, одноактной пьесой с ограниченным ангажементом и без вызовов на бис. Этот день тоже будет особым. Это наш день, Мэтт. Наш личный день, и мы можем провести его так, как хотим. Это, вероятно, единственный день. Ты действительно хочешь уйти и испортить его?
Мэтт посмотрел на нее долгим взглядом.
— Ты права, — сказал он наконец. — Это наш день. До шести вечера, когда мы должны встретиться с Джеком.
Джаффи взглянула на небольшой дорожный будильник рядом с кроватью. Было четверть седьмого.
— У нас чуть более одиннадцати часов. Поэтому не будешь ли ты так любезен снять эту чертову рубашку и галстук и снова лечь в постель?
Мэтт не был первоклассным любовником, как Пол.
Он не обладал ни изобретательностью, ни сдержанностью в сочетании с абсолютной раскованностью, как ее муж. Но она любила этого мужчину. Она восхищалась его непосредственностью, его неспособностью
