Они ясно выразили свое намерение. Какой смысл связываться с человеком, который может не дожить до конца года.
Единственным, кто поддерживал ее в эти трудные дни, был Боб, который неустанно твердил ей, что она необходима агентству и что ей нужно поскорее вернуться к своим обязанностям. Сегодня она чувствовала себя на редкость хорошо, не отлично, правда, но хорошо. После химиотерапии с ней такого еще не бывало.
Из соседней комнаты донесся гул пылесоса. Закатив глаза, Пи Джей тяжело вздохнула, в который раз задавая себе вопрос, когда мать наконец уедет. В квартире, совсем недавно современной и уютной, теперь, казалось, царил дух пятидесятых годов. В первую же неделю проживания мать уволила экономку Пи Джей, после чего в комнатах стоял постоянный запах лимонной полироли для мебели и нашатырного спирта. Пи Джей казалось, что мать без конца что-то чистит, за исключением тех моментов, когда печет к обеду запеканку или бубнит себе под нос: «Не понимаю, почему ты не хочешь переехать в квартиру поменьше?», или «Как, скажи мне на милость, ты моешь хрусталь, не имея нормальной тряпки?», или «Не думаешь ли ты, что отдавать свое белье в прачечную несколько экстравагантно?»
И так далее, и тому подобное.
Вчера, когда Пи Джей вернулась из больницы, мать стала жаловаться на трудности содержания в чистоте фибергласовых кранов. О предстоящей встрече Пи Джей со своим сыном не упоминалось, она подозревала, что этот вопрос мать вообще никогда не собирается поднимать; будет болтать о всяких пустяках, делая вид, что разговор на эту тему вообще никогда не затевался и никакая встреча не должна состояться.
Когда Пи Джей лежала в постели, приходя в себя после ужасных приступов тошноты, мать раздражала ее больше всего. В такие дни она ходила по квартире тихо как мышка, лишь время от времени испуская тяжелый вздох то ли от бессилия, то ли от безысходности.
Шум пылесоса приблизился к гостиной. Пи Джей провела рукой по волосам — между пальцами застряла каштановая прядь.
— Черт! — громко выругалась она.
Шум пылесоса тут же стих.
— Что ты сказала? — спросила мать.
Пи Джей встала.
— Ничего, пойду погуляю.
Подойдя к стенному шкафу, она достала фланелевую рубашку Боба и набросила ее поверх футболки.
— Придумала тоже! Что, если тебе станет плохо?
— Не станет, мама, я себя отлично чувствую.
— Куда ты пойдешь?
— В парк.
— В Центральный парк?!
— Да, хочу подышать свежим воздухом.
— Тебе нельзя туда ходить!
— Мама, я живу в Нью-Йорке уже больше двадцати лет и постоянно там гуляю, а сейчас только час дня.
— Может, подождешь, пока я закончу с уборкой? Я бы пошла с тобой.
— Нет, не волнуйся, ничего со мной не случится. Я ненадолго.
Пи Джей хлопнула входной дверью, в очередной раз услышав за спиной тяжелый вздох. Она вызвала лифт, размышляя над тем, сколько еще мать пробудет у нее в доме, действуя ей на нервы. На следующей неделе ей предстоит очередная партия тестов. За прошедшие несколько недель Пи Джей перестала проявлять интерес к тому, что творят с ней врачи. Сначала она с интересом расспрашивала о каждом тесте, хотела знать результаты каждого анализа, но со временем поняла, что это не имеет никакого значения.
Важно лишь одно — она пока жива.
Стоял чудесный день. Пи Джей вышла на залитую солнцем улицу и вдохнула хрустящий осенний воздух. Она подошла к светофору, тут же загорелся зеленый свет, будто только ее и ждал. Машины остановились. Пи Джей улыбнулась и перешла Пятую авеню.
На тротуаре с лотка продавали свежее хрустящее печенье, посыпанное солью. Пи Джей купила один и вошла в парк. Она шла медленно по дорожке, наслаждаясь лакомством, а мимо чинно проходили мамаши, катя в колясках своих малышей, мимо проносились любители бега, оставляя за собой запашок свежего пота, то тут, то там гоняли на велосипедах мальчишки. Пи Джей показалось, что даже голуби сегодня радуются жизни: сгрудившись вокруг сидевшего на скамеечке старичка, они жадно поглощали поп-корн и крошки хлеба, которые он им бросал. Она откусила последний кусочек бисквита, а остатки бросила этим прожорливым созданиям, со смехом глядя, как они, расталкивая друг друга, бросились поднимать лакомые кусочки. Пи Джей шла, наслаждаясь солнечными лучами, улыбаясь сама себе. С тех пор как у нее обнаружился рак, она полюбила бесцельные прогулки. Раньше на это у нее никогда не хватало времени, а если оно и находилось, то она предпочитала совершать прогулки не в одиночестве, а с каким-нибудь ухажером.
Найдя пустую скамейку, Пи Джей села, чувствуя, что ходьба ее слегка утомила. Мимо прошла, держась за руки, юная пара. Это прикосновение рук показалось Пи Джей более интимным, чем если бы они на людях вдруг вздумали заняться сексом. За последние несколько недель Пи Джей поняла, что ласковое поглаживание по голове, легкое касание щеки значат для нее гораздо больше, чем откровенные интимные ласки.
Она взглянула на часы — половина двенадцатого. Внезапно она вспомнила: на следующей неделе в это время Джесс, Сьюзен и Джинни будут ехать в Ларчвуд. Положив руки на колени, она уставилась в землю. «Уходите! — приказала она этим грустным мыслям. — Сейчас же уходите!
День чудесный, я жива. Чего еще желать?»
— Твоя мама уверена, что тебя ограбят.
Пи Джей подняла голову и загородила глаза от солнца.
Перед ней стоял Боб.
— Не возражаешь, если я присяду рядом?
— Нисколько. — Пи Джей улыбнулась. — Если ты только сам не собрался меня грабить.
— Признаться, подобная мысль приходила мне в голову, — заметил Боб и, наклонившись, поцеловал ее в лоб.
— Как ты думаешь, сколько она еще собирается у меня прожить? — спросила Пи Джей.
Боб пожал плечами.
— Кто знает! Она выполняет свой материнский долг.
— Хотела бы я, чтобы она выполняла его где-нибудь в другом месте.
— Ну, может, так оно скоро и будет.
— Верится с трудом.
— А ты скажи ей, что собираешься на следующей неделе поехать на встречу, она вылетит отсюда как пробка из бутылки.
Пи Джей не ответила.
— Ты ведь поедешь, правда, Пи Джей?
Она взглянула на свои кроссовки фирмы «Рибок», которые совсем недавно надевала лишь на занятия аэробикой, а теперь носит исключительно на неспешных прогулках в парке в те дни, когда тошнота не мучает ее. Как она ни старалась, а процесс старения ее все-таки не миновал.
— Нет, — ответила она.
Вчера она еще знала почему, но сегодня ответ на этот вопрос опять ускользнул от нее.
Откинувшись на спинку скамьи, Боб вытянул вдоль нее руку.
— Если хочешь, я поеду с тобой, если тебе будет легче, только скажи.
Пи Джей уставилась на шнурки своих белых модных кроссовок.
— А я думала, ты не хочешь, чтобы я ехала.
Боб, подобрав с земли крошку хлеба, бросил ее голубям.
