Когда она была плохой

— Мне нужна охрана. Эта бешеная сука придет за мной и в больницу. Я бы не разговаривал сейчас с тобой, если бы не осечка ее пистолета.

— Что ты собираешься сказать полиции?

— Что это была неизвестная женщина. Я не могу сейчас ворошить всю историю.

— Ясно. Предупреди администрацию больницы, что при тебе будет охрана.

— Я скажу это людям из «скорой помощи», если не потеряю сознание.

— Но голос у тебя вполне нормальный. Может, ты не так уж тяжело ранен.

— У меня холодеют конечности. Кровь так и хлещет. Кажется, я сейчас отключусь. Позвони в полицию или в «скорую помощь», скажи, чтобы взломали дверь, если я не отвечу. Ладно?

— Сделаю.

— Да, вот еще что…

— Слушаю…

— На какое-то мгновение, именно мгновение, я подумал, что она вполне тянет на леди.

Менуаль засмеялся.

— А в следующее мгновение, когда я ее узнал, я вдруг испытал радость от встречи с ней.

Я положил трубку и впал в забытье, которое продолжалось сорок пять часов.

Хирурги удалили мне почку и три фута кишок вместе с двумя пулями двадцать пятого калибра. Неделю я пробыл в реанимации, а затем меня перевели в отдельную палату, где я спал, читал и играл в шашки или в карты с моими телохранителями. «Скорпион» выделил мне троих охранников, каждый из которых дежурил по восемь часов. Больничный персонал был далеко не в восторге от постоянного присутствия дюжих ребят, но мирился с этим, поскольку администрации никак не улыбалась перспектива убийства одного из пациентов. Всех, кто меня навещал, тщательно проверяли представители администрации, а затем мои телохранители.

В среду, на второй неделе моего пребывания в больнице, в палате зазвонил телефон, и мне сказали, что меня хочет видеть мисс Шанталь д'Оберон.

— Пропустите ее, — распорядился я.

Эрни Вега, один из сподвижников Батисты на Кубе, бывший полковник, выразительно посмотрел на меня.

Я кивнул.

— Это она. Проводите ее в комнату вахтеров и хорошенько обыщите.

Я ждал долгие пять минут, и наконец они вошли.

Шанталь была в бежевых брюках с букетом красных роз. На лице ее играла улыбка.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— На миллион долларов, — ответил я.

Она поставила цветы в вазу, продолжая все так же улыбаться, затем села в кресло.

— У нее было оружие? — спросил я Эрни.

Он покачал головой.

— Эрни ощупал меня очень тщательно, — сказала Шанталь. — Можно считать, что мы с ним теперь помолвлены. — Говорила она сейчас без французского акцента.

— Выйди, Эрни, — сказал я. — Лучше бы мне остаться.

— Все же выйди и забери все эти приборы, чтобы она не вонзила вилку мне в горло.

Эрни ушел, и Шанталь вынула пачку сигарет и зажигалку.

— Ты можешь курить?

— Дай мне сигарету.

Мы закурили, глядя друг на друга и улыбаясь.

— Ты должен вернуть мне деньги, Дэн.

— А как бы ты их получила, если бы убила меня?

— Тогда я была не в себе от злости, не способна трезво мыслить. Ты очень ловко все проделал, но теперь мне нужны деньги.

— Я думал, что ты поверила в существование Фрэнка Митчелла.

— А я и на самом деле поверила. Я убила шесть месяцев, пытаясь разыскать Митча. Но в то же время мне снилась отмель Нативити, наше путешествие на яхте, все эти бесподобные дни… Ностальгические сны о тебе и о нас с тобой.

Я сардонически улыбнулся.

— А однажды ночью я проснулась в три часа и поняла, что Фрэнк Митчелл — это ты. И я стала рвать на себе волосы и придумывать, как тебя убить.

— Как поживает старина Крюгер, Шанталь?

— Жив-здоров. Готов помочь мне убить тебя, если я не верну деньги.

— Ты уже дважды пыталась меня убить. Я так думаю: если ты не смогла это сделать дважды, ты не имеешь права на третью попытку. Это не по-спортивному.

— Дважды?

— На отмели Нативити.

— Ты имеешь в виду, что я уплыла от тебя?

— Естественно.

— Зачем так драматизировать… Там было достаточно пищи, дожди шли почти каждый день. А охотники за черепахами должны были появиться не позже чем через месяц. Если ты не смог бы продержаться это время, ты вообще не заслужил того, чтобы жить.

— Очень свежий взгляд. Но ведь ты еще и отравила меня.

— Отравила! Если бы это было возможно!

— Ты добавила раствор каустической соды в жаркое из рыбы.

Она некоторое время смотрела мне в глаза, затем рассмеялась.

— Какая чушь!

— Ты хочешь сказать, что ты не пыталась меня отравить?

— Клянусь, что я тебя не травила.

— Но в пище тем не менее был яд, и я был парализован и едва не умер.

— Я не помню ни о каком рыбном жарком и уж совершенно точно, что я не клала яда в пищу. Может быть, ты воспользовался грязной тарелкой или чашкой.

— Ты лжешь!

— Зачем мне лгать? Я стреляла в тебя две недели назад и буду стрелять снова, если ты не вернешь мне деньги. Я тебя застрелю, зарежу, удушу, но я не травила тебя. Чего не было, того не было.

— Я не верю тебе. И потом — зачем ты украла мою яхту и оставила меня на рифе?

— Потому что я думала, что ты убьешь меня за изумруды.

— Что? Да ты совершенно чокнутая!

— Так ведь ты украл у меня миллион не так давно!

— Боже милостивый, но это из-за того, что ты бросила меня на отмели Нативити! Не будь этого, я бы тебя и пальцем не тронул.

— Откуда мне было знать?

— В тебе говорили жадность шлюхи, подозрительность шлюхи и мораль шлюхи. Потому ты так и поступила.

— Не знаю, — устало сказала она. — Меня сейчас интересует лишь одно — как тебя убить.

— Может быть, ты скажешь, что ты и супругов Терри не убивала?

— Что? Что ты сказал?

— Мне известно об этом.

— Убила супругов Терри? Да это были порядочнейшие и добрейшие люди, каких я когда-либо знала! Убить их! Да я любила Мартина и Кристин!

— Господи, любила… Любовью шлюхи.

— Все произошло так, как я тебе и рассказывала. Только нас было трое. Кристин погибла во время крушения, утонула. Мартин был ранен, оказался на плоту со мной и перед смертью рассказал мне об изумрудах, а также дал всю навигационную информацию о том, как найти «Буревестник»… Мартин дал мне