этот конфликт вызвал всеобщее смятение… передвижение возбужденных людей по комнате…
– Да, думаю, все разволновались. Спор был отвратительным.
Инспектор Лэнгдейл явно сосредоточился на смятении, из-за которого все мы поменяли наши исходные места, в результате чего Сара взяла мою чашку с «Хэгом». Когда я изложила инспектору мою версию спора, он сказал:
– При достаточно сильной провокации самый мягкий человек способен на убийство. Виновность вашего мужа столь очевидна, что почти исключает его из числа подозреваемых. Вы меня понимаете?
– Вы хотите сказать – зачем ему понадобилось так явно подставлять себя?
– Совершенно верно. Он добавляет цианистый калий к вашему снотворному, подмешивает порошок к «Хэгу» и подает кофе. Он имеет идеальную возможность убить вас. И, добавлю, идеальный мотив. Ревность. Месть. Вас застали изменяющей ему с более молодым мужчиной. Вы унизили вашего супруга. Это известно его дочери. Классическая ситуация. Только одно обстоятельство мешает назвать мистера Николсона убийцей.
– Какое?
– Все слишком ясно. Ваш муж буквально напрашивается на разоблачение. Как мог такой умный человек совершить подобную глупость?
Я задумалась.
– Возможно, он рассчитывал на то, что такая очевидность, или, как вы сказали, глупость, заставит вас сделать именно то, что вы делаете: исключить его из числа подозреваемых.
Инспектор Лэнгдейл улыбнулся.
– Мы рассмотрели такой вариант, миссис Николсон. Он возможен. Очень часто человек, явно кажущийся убийцей, на самом деле является им. Но возможно и другое.
Я затаила дыхание.
– Что?
– Возможно, убийца, или убийцы, хотели навести нас на мысль о том, что произошла ошибка.
Впервые с того момента, когда я вчера утром сыпала яд в снотворное-плацебо, я испугалась.
– Вы говорите, что яд на самом деле предназначался миссис Маринго?
– Это – одна из версий.
– Если она верна, мне нечего бояться.
– Я этого не говорил. Вам может угрожать опасность. Но возможно, что убийца уже достиг своей цели. Мы не уверены. Мы ещё не пришли к окончательному выводу. Это весьма сложное дело.
Мое сердце билось так сильно, что мне казалось, что инспектор должен это слышать. К моему удивлению он сказал:
– Что вам известно о романе между вашей падчерицей и мистером Маринго?
– Между Джинной и Харри? Но это невозможно! Она влюблена в Тома, мистера МакКиллапа. Я слышала, как она сама это сказала. Весь наш спор связан с этим обстоятельством. Поэтому-то она и злится на меня.
Инспектор Лэнгдейл прищурил глаза.
– Или изображает злость.
– Изображает?
– Возможно, она притворяется влюбленной в этого МакКиллапа, чтобы скрыть предмет своих истинных чувств.
Я едва не лишилась дара речи.
– Вы имеете в виду мистера Маринго?
– Она заигрывала с ним в Сент-Морице, верно?
– Как вы об этом узнали?
– Мы с сержантом только что побывали в офисе вашего мужа. Он сказал нам, что Джинна увлеклась мистером Маринго, когда вы все были в Сент-Морице. Еще интереснее то, что погибшая тоже так думала.
– Сара?
– Да. Предполагаемый роман Джинны беспокоил её так сильно, что несколько недель тому назад она написала о нем вашему мужу.
– Как странно. Иэн никогда не упоминал об этом.
– Возможно, он не считал эту тему заслуживающей обсуждения. Ваш муж видел в этом безобидный курортный флирт, не имеющий последствий. Но миссис Маринго не соглашалась с ним. Она, похоже, была уверена, что роман продолжается и что он весьма серьезен. Естественно, она не на шутку встревожилась.
– Понимаю.
– Ваш муж позволил нам просмотреть его личные бумаги. Где мы можем найти их? Разумеется, если вы не возражаете, миссис Николсон.
– Нет, конечно. Они хранятся в его кабинете, инспектор. Вторая дверь налево.
