«Согласно Корнелю причины, порождающие любовь, вполне реальны, а её последствия ужасны.»
Джинна не нуждалась в гениях 17-го века, чтобы понять это. Том не звонил ей с прошлой среды, когда он избавил её от ненавистной девственности, и она стремительно сходила из-за этого с ума. Пять дней молчания. Сегодняшний не считается. Еще нет, подумала она, бросив плащ на кресло и помчавшись на кухню, где миссис Кук с усердием полировала серебро.
– Для меня нет сообщений? Кто-нибудь звонил?
– Кто-то звонил, мисс, но не вам. Вашей мачехе.
– О. – Шесть дней молчания. – Где моя мачеха?
– Отправилась за покупками.
Джинна не знала, почему она задала этот вопрос. Алексис вечно ходила по магазинам. Это занятие составляло её главный интерес в жизни, она посвящала себя ему ревностно, страстно, пылко. Оно помогало заглушить скуку и разочарование.
Теперь, когда Джинна снова жила дома, она поняла, каким пустым, незаполненным, лишенным любви было существование Алексис. Прежде Джинна была слишком молода, чтобы понять ситуацию. Она решила никогда не становиться такой, как её мачеха.
Внизу зазвенел дверной звонок.
– Любопытно, кто это может быть, – сказала миссис Кук.
Это была Алексис. На этот раз она пришла с пустыми руками. Обычно они были заняты покупками, а губы женщины – плотно сжатыми от усталости. Сейчас она казалась ликующей, счастливой.
– Я оставила дома ключи. – Алексис засмеялась, её коралловые губы были одного цвета с брюками, видневшимися под длинной шубой из рыси. Право, какая оплошность.
– Я думала, что ты делаешь покупки, – сказала Джинна.
– Верно, дорогая. Я велела доставить все сюда.
– Что ты купила?
– Сейчас вспомню. – Глаза Алексис радостно заблестели. – Блузку, шарф и ремень в «Эрмесе». Желтую фарфоровую розу в «Алджернон Эспри». Я решила, что она – именно то, в чем нуждается наша кухня. В дополнение к розе я купила фарфоровую вербу с сережками.
– Господи, – пробормотала миссис Кук. – Это уже чересчур экстравагантно, мадам.
– Ерунда. В каждой лондонской кухне должны стоять фарфоровые роза и верба с сережками.
– Для чего? – сказала миссис Кук самой себе.
Джинна изучающе посмотрела на мачеху. Алексис не относилась к числу людей, которые забывают ключи, к тому же она держалась странно, словно была слегка захмелевшей.
– Ты выглядишь не так, как после хождения по магазинам, – сказала Джинна.
– Правда? – Алексис снова засмеялась. – Почему ты так решила?
– У тебя счастливый, умиротворенный вид. После магазинов твое лицо становится напряженным.
– Я не знала, что ты такая наблюдательная.
– К тому же я чувствую твои духи. – Ее мачеха по-прежнему пользовалась духами «Ле Флер», которые выпускала Тереза. – Обычно аромат уже исчезает к этому часу.
Алексис повернулась к миссис Кук.
– По-моему, эта девушка напрасно тратит свое время на изучение языков. Ей следовало бы отправиться в школу, где готовят сыщиков. Однако это не беда. Я уверена, что Скотланд-Ярд обойдется без её помощи. А теперь, если вы меня извините, я отправлюсь наверх принять ванну. – Она кивнула Джинне. – Боль в ногах. Верный признак долгого хождения по магазинам.
На следующий день, после занятий по испанскому, Джинна позвонила в «Алджернон Эспри» на Брутон-стрит и представилась как миссис Иэн Николсон. Имитируя американский акцент, сказала, что хочет удостовериться в том, что заказанные ею фарфоровые роза и верба с сережками будут доставлены к званому обеду, который она запланировала на конец недели. Через несколько минут продавщица сказала, что согласно их записям миссис Николсон в последнее время ничего не заказывала.
Ее догадка подтвердилась.
Алексис завела любовника. У Алексис роман. Кто этот человек? Подозревает ли что-то отец? Ей, Джинне, следует присматривать за мачехой в дальнейшем. Девушка вздохнула и решила прогуляться по набережной. Темза была сегодня мутной, четыре больших корабля, пришвартованных к пристани, подчеркивали мрачность атмосферы. Отец сказал ей, что королевское судно «Хризантема» использовалось во время Второй мировой войны для обучения матросов торгового флота стрельбе по воздушным целям. Иэн явно рассчитывал, что этот исторический факт произведет впечатление на Джинну. Похоже, он забывал, что она родилась в 1956 году, и последняя война не пробуждала у неё столь ярких воспоминаний, как у людей его поколения, вечно толковавших о Дункерке, Монтгомери и отчаянных смельчаках из королевских ВВС.
Джинна знала, что «пропасть между поколениями» – затертый штамп, но он точно описывал раздражающую ситуацию. Могла ли она рассчитывать на то, что отец полюбит Тома и его музыку, если он по-прежнему напевал устаревшие мелодии? Правильно сказал Том в прошлую среду: «Битлз» изменили не только мир музыки, но и весь мир. Слава Богу, он уже никогда не будет прежним. Сегодня подростки – самостоятельные личности, а не придатки к своим родителям. Они обладают покупательной способностью, задают стиль, им посвящены газетные заголовки. Дети – это большой бизнес.'
Даже её отец должен был понять это, но, к сожалению, он цеплялся на традиционные ценности английского истеблишмента, нисколько не изменившиеся за последние сто лет. Иэн по-прежнему жил в запылившемся прошлом, заботился о членстве в престижном клубе, хотел выдать дочь замуж за дипломата.
