— Просто смотрел на них. Я их прогнал.
Пэйджита охватил приступ гнева, потом стыда.
— Он ничего мне не рассказывал.
— Не хочет тебя волновать. Достаточно слушаний.
— Волновать меня? Он же мой сын.
Мур взглянул на него:
— Вот поэтому-то он тебе ничего и не сказал.
Почувствовав, что Пэйджит успокаивается, он перевел разговор на другое:
— О Ренсоме и женщинах. По-прежнему ничего. Начинаю думать, что и искать нечего.
— Что же это значит?
— Понятия не имею. Нет женщин — и все тут. — Мур поднял свой стакан. — За то, чтобы всю жизнь у Марка Ренсома не ослабевала потенция. Выпьем за это теперь, когда он умер.
4
Марси Линтон тихо сказала:
— Марк Ренсом изнасиловал меня.
В зале стояла напряженная тишина, хотя народу было не меньше, чем на допросе самой Марии; Маккинли Брукс, присутствующий на заседании впервые, сидел позади Марни Шарп. Подойдя поближе к месту свидетеля, Тереза Перальта попросила:
— Расскажите, пожалуйста, как это произошло.
— Хорошо. — Одетая в простую юбку и яркую блузку, Марси была бледна, но казалась спокойной. Ее тихий голос звенел от сдерживаемого напряжения. — Мы были в гостиной, в доме моего дяди. За бутылкой вина Марк Ренсом разбирал мое сочинение.
— Он был строгим критиком?
Линтон задумалась.
— Жестоким. Было ясно, что его цель — лишить меня всякого самоуважения.
Терри, увидев краем глаза, как Шарп поднялась, чтобы заявить протест, но раздумала, поспешно спросила:
— Ему это удалось?
Марси, казалось, оценивала ущерб, который нанес ей Ренсом.
— Он унизил меня. И когда предложил вина, мне захотелось выпить. — Она смотрела мимо Терри, как будто предназначая свои объяснения дальним рядам. — Мне было двадцать четыре, и я очень гордилась — гордилась тем, что сам Марк Ренсом прочитает мои сочинения. А он дал мне понять, что я ничто. Выказал презрение и ко мне, и к тому, чем я занимаюсь.
После паузы Терри задала вопрос:
— Чье было вино — ваше или Ренсома?
— Ренсома. Я не люблю пить.
— Но в этом случае вам захотелось?
Свидетельница кивнула:
— После того как Ренсом беспощадно раскритиковал мою работу, он все подливал и подливал мне вина, а я все пила и пила.
— Как вы себя чувствовали?
— Я как будто оцепенела. — Ее голос сделался спокойнее. — Но мне стало лучше.
Терри кивнула. Марси Линтон была хорошо подготовлена ею; несмотря на бессонную ночь и тяжесть ответственности за судьбу Марии Карелли, она хладнокровно встречала выпавшее на ее долю испытание. Было понятно, что эта женщина с ее бледным лицом и тоненькой, хрупкой фигуркой воспринимает случившееся с ней несчастье просто как факт, а не как повод для жалости к себе. Марни Шарп неотрывно смотрела на нее, ничего не записывая.
— Ренсом делал какие-либо замечания, — спросила Терри, — касающиеся секса?
— Да. В конце, раскритиковав все, что только можно, он посмеялся над тем, как «вяло» я описываю секс.
Кэролайн Мастерс со своего судейского места тоже не сводила глаз с Марси Линтон.
Это хорошо, подумала Терри. Ее собственная роль сводилась лишь к тому, чтобы помочь Марси поставить свой рассказ в один ряд с тем, что рассказывала Мария Карелли: когда закончится допрос Линтон, ни судья Мастерс, ни кто-либо иной не будут сомневаться в том, кто таков Марк Ренсом. И после, когда Терри проделает эту свою работу, не будет больше пикетчиков, требующих справедливости к убитому, Брукс и Шарп поймут, какой просчет они допустили, выдвигая свое обвинение.
— Вы что-то ответили ему? — задала Терри очередной вопрос.
— Естественно, я защищала свое произведение. — Марси помолчала, провела в смущении рукой по волосам, скорее золотисто-каштановым, чем рыжим, в люминесцентном свете. — В сценах, которые он высмеивал, я вывела себя и того, кого любила. Я говорила Ренсому, что эти сцены много для меня значат.
Терри почувствовала в последней фразе ту прощальную печаль, которой не может научить ни один адвокат и которую не в состоянии воспроизвести даже Мария Карелли.
— Что ответил на это Ренсом?
— «Такое впечатление, — сказал он, — что они боятся прогадать. Ты же знаешь, что сексом занимаются без страховых полисов». Какую-то минуту он казался рассерженным, потом окинул мое тело взглядом. «Секс, — почти прошептал он, — это всегда спонтанность, это сама опасность». — Она снова помолчала. — Не успела я ответить, как он обнял меня.
Кэролайн Мастерс застыла в неудобной, неестественной позе.
— И что же вы? — спросила Терри.
Женщина смотрела на нее невидящим взглядом.
— Я не могла пошевелиться, меня тошнило. Было такое ощущение, что у меня притупились все чувства. Я знала, что должно произойти, но ничего не могла сделать, чтобы остановить это.
— С чего Ренсом начал свои домогательства? Сексуальные, я имею в виду.
Марси Линтон опустила взгляд.
— Он сунул руку мне под блузку, — тихо вымолвила она, — и стал трогать соски.
Веки ее сомкнулись, как бы ставя преграду между нею и теми, кто смотрит и слушает.
— Другой рукой взял меня за лицо и спросил: «Ты когда-нибудь видела Лауру Чейз?»
Зал вздохнул, как бы переводя дух после удушья, но Кэролайн Мастерс не шевельнулась, чтобы призвать к тишине. Она казалась потрясенной, даже Терри, знавшая ответ, была взволнована.
— Что сделали вы? — продолжала свои вопросы Терри.
— Меня трясло, как в лихорадке. — Впервые голос свидетельницы дрогнул. — Было, как я вам рассказывала, — огонь камина, затемненная комната, голова лося на стене. Когда он назвал имя Лауры Чейз, у меня появилось ощущение, что я — жертвенное существо древнего ритуала, а он — безумец.
В зале снова была тишина.
— Что вы делали?
— Я вырывалась.
— А потом?
— У него были такие злые глаза, — тихо сказала Марси. — И в то же время он улыбался, как будто я делала ему приятное. Потом он поднял руку, очень медленно, и ударил меня по лицу. — Ее уже трясло. — Моя голова дернулась. Я упала на диван. В глазах вспыхнуло желтое пламя. Во рту появилась кровь.
Терри медленно повернулась вначале к Шарп, потом к Кэролайн Мастерс. У Шарп был задумчивый, непроницаемый вид, во взгляде Мастерс смешались сострадание и серьезное размышление.
— Что было потом?
— Он встал надо мной на колени, ждал, пока я не открыла глаза. Разорвал на мне блузку. — Голос
