Теперь только один вопрос: что вспомнила?
Вера Федоровна, Вера Федоровна, ну, к чему этот заговор молчания? Правда, на все это можно посмотреть с другой стороны. Я прихожу в дом поздравить с праздником. Даже для приличия, не спрашиваю ни о здоровье, ни о делах, ни об общих знакомых. А с каким-то усердием бросаюсь философствовать и все в одну сторону. Естественно, должен возникнуть вопрос: зачем? Я вспомнила Митина? Мне кто-то рассказал, что это Митин? Меня, как и других жителей поселка, попросила доблестная милиция? Зачем мне эта информация? Стоп. А, в самом деле, зачем? Человеческое любопытство? Необъяснимое желание оправдать Живого? Желание просто попробовать: могу ли я распутать этот клубок? Может, это вовсе и не клубок? Может, для кого-то все это яснее ясного?
Остался один вопрос: для кого?
IX
Сама себе удивляюсь: какая я стала неуемная с этой историей. Не могу успокоиться. Вечер, проведенный у Марины, практически, ничего не добавил кроме одного — фотографий. Боже мой, сколько было в нашей жизни вечеров. Сколько восторгов и слез. Сколько счастья и катастроф, после которых казалось, что жизнь закончена.
Никогда не забуду, один долгий вечер и разговор с мамой Марины. Это случилось как-то неожиданно. Я прибежала поболтать ни о чем, Маринки не было, а мама сидела вся в слезах. Видимо, был тот момент, когда вываливаешь всю свою боль первому, кто зашел в дом.
В каком-то далеком разговоре упоминалось об очень тяжкой участи мамы, но до подробностей не доходило.
А тут вдруг, как поток. Маринин отец погиб. Мама, совершенно не приспособленная к жизни женщина, пыталась, хоть как-то, подзаработать. Кончилось все трагедией. Что уж она продавала и за что ее увели в милицию, никто не знает. Ее посадили на три года. У девочки два варианта: первый — детский дом, второй — к тете, которая держала притон для шоферов. Вот так, тринадцатилетняя девочка, при попустительстве родной тети, была изнасилована пьяницей. И три года, пока не вернулась мать, ей пришлось жить у тети. Ничего в жизни не проходит даром. А уж такая жизнь, подавно. Мама вернулась, «снежный ком» продолжал катиться. Но молодость на то и молодость, чтобы пришла любовь. И она пришла. В лице красивого мальчика-скрипача. Все прошлое было позади, а впереди свадьба и счастье. Но мир не без «добрых» людей, и родителям жениха рассказали все, что могли рассказать. Реакция их понятна. И все. Марина родилась без папы. Дальше жизнь все-таки улыбнулась им. Мама вышла замуж за хорошего человека. Он стал настоящим отцом Маринке, родился брат. И все пошло нормально. Только в подруге моей жила, чуть ли не с детства, какая-то настороженность к мальчикам. Она позже нас всех вышла замуж. Меня удивляло, как она жалела маму и бабушку. Я никогда не слышала слова осуждения ни по какому вопросу. Только, когда мы учились в институте, появился ее отец. Он так и остался скрипачом в провинциальном оркестре. Видимо, до него дошли слухи, что чужой человек вырастил ему умную, серьезную, хорошую дочь. видимо в тот день одинокий старик-вдовец, брошенный детьми, просил у Марининой мамы прощения. Он каялся, стоя на коленях. Когда люди обижают любя, в этом есть что-то другое. Видимо, они всю жизнь любили друг друга. Но для Марины, я знаю, он так и остался чужим.
Весь вечер думаю, как же подвести ее к интересующему меня разговору? Она ничего не подозревает. Мне кажется, я ненавязчиво сделала так, что мы стали рассматривать школьные фотографии. Теперь, я вспомнила и Живого, и Митина. Единственный раз, все восьмые, девятые и десятые классы, вместе, поехали в село, на прополку. Наш был 9в, Живой тоже учился в 9, но не в нашем. А Митин, похоже, на год старше, в 10. Рассматривая с Мариной старые фотографии, вспоминали какие-то события, но имена и фамилии не вспоминались. Мы их просто забыли. Я пыталась воспоминаниями натолкнуть подругу на что- нибудь, что приближало бы меня к оправданию Живого. Но ничего.
Почему столько лет?
Жизнь развела в разные стороны? Притупилась боль? Не представлялась возможность? Что же натолкнуло на воспоминания вновь? Какое-то еще одно событие? Ведь 30 лет — это не шутка. Живой мог и не дожить до часа возмездия? Где же искать? Под каким-нибудь предлогом прийти на его фирму? Что они могут знать? Но может, я пойму, почему сотрудники молчат?
X
Набираю: 713-13-13. Живой оказался прав. Все запомнила намертво. Приятный, мягкий мужской голос говорит: «Вас слушает деловой секретарь рекламной фирмы «Хозарсифь». И молчание. Неужели, автоответчик? После 10 секундного молчания, тот же голос удивленно: «Алло, я слушаю вас». Собрав в кулак внутреннюю дрожь, говорю тоном самоуверенной журналистки: «День добрый! Вас беспокоит еженедельная газета «Друг». Пару месяцев тому назад, Дмитрий Дмитриевич обещал дать интервью нашей газете».
— Простите, а кто договаривался с ним об интервью?
— Я.
— Вы?
Голос был полон удивления.
— Сколько месяцев тому назад вы договаривались о встрече?
— Честно говоря, давненько. Месяца 3–4 назад. А может и 5.
— Дело в том, Дмитрий Дмитриевич уехал надолго в деловую поездку за границу и все дела сегодня в нашей фирме решает Анатолий Иванович Гриценко.
— До возвращения господина Митина?
В ответ — недолгое молчание.
— Да.
— Я могу встретиться с господином Гриценко?
— Конечно.
— Продиктуйте мне время нашей встречи.
XI
Сейчас нужно решить главное. Первое: объяснить свой приход. Второе: взять максимальную информацию о фирме. Третье: попробовать узнать цель отъезда Митина.
В очень уютном переулке старого центра, фирма «Хозарсифь», видимо, выкупила маленькое здание нежилого фонда и превратила постсоветское старье, которое можно было только разрушить, в чудный особнячок. Просто глаз радует.
Глядя на отстроенные и отреставрированные старые здания, я часто задумывалась: почему в былые времена мы были так преступно расточительны? У нас, практически, преобладало два варианта: первый — снести до фундамента старый дом и построить новый, второй — семимильными шагами двигаться за пределы города, в черноземные поля, и за счет урожаев решать квартирные вопросы. Хорошо, что не
