обеды, балы, концерты, «живые картины», спектакли «благородного», то есть любительского театра, катанья и маскарады на Святки и Масленицу.
Ближе к Рождеству в город съезжались получившие отпуск петербургские офицеры и чиновники и начинала вовсю функционировать «ярмарка невест».
Одним из центров этой виртуальной (как бы сейчас сказали), но вполне действенной ярмарки было Благородное собрание — важный центр дворянской общественной жизни.
Благородное собрание являлось своего рода дворянским клубом, принимавшим в свои рады всякого дворянина, имеющего на руках документы, подтверждавшие его сословную принадлежность. С 1784 года и вплоть до революции Собрание размещалось в бывшем доме князей Долгоруковых в Охотном ряду (нынешний Дом союзов). Вступающие в членство платили взносы («кавалеры — 50 рублей, дамы — 25 рублей ассигнациями, девицы —10 рублей»), избирали 12 старшин, руководивших всеми организационными и хозяйственными делами. Можно было приобретать и разовые («визитерные») билеты, которые заказывались через посредство постоянных членов Собрания и стоили 5 рублей ассигнациями. За обеды, даваемые в Собрании, взималась отдельная плата (4 рубля медью с кавалеров и 2 рубля с дам).
В здании Собрания происходили губернские и уездные дворянские выборы, заседали выборные органы. Здесь городское дворянство принимало приезжавших в Москву высокопоставленных особ, как русских, так и иностранных, а во время коронаций обязательно устраивался хотя бы один многолюдный прием «от городского дворянства» в честь нового императора.
Во время светского сезона здесь же почти ежедневно происходили всевозможные культурные мероприятия — концерты, банкеты и пр. Балы давались, начиная с октября, по вторникам, за исключением времени Великого поста, когда в эти же дни устраивались камерные концерты.
На Страстной неделе в Благородном собрании организовывали благотворительный базар: на расставленных повсюду столах выкладывалось всевозможное дамское рукоделие: вышитые сафьяновые портфели, кошельки и бумажники, бисерные футляры для стаканов и зубочисток, шитые гарусом комнатные туфли, подушки и сонетки (ленты для комнатного звонка). Сами мастерицы продавали свои изделия, стараясь выручить за безделицу как можно больше денег, которые шли потом в пользу какого-нибудь человеколюбивого учреждения.
Во второй половине века в межсезонье в здании Благородного собрания нередко проходили публичные чтения разных обществ и кружков и даже открывались выставки.
В здании Собрания функционировал также Дворянский клуб — поначалу действительно дворянский по составу, но ближе к концу столетия приобретший почти исключительно разночинный характер. К 1880-м годам его членами были в основном уже врачи и учителя, актеры, чиновники, даже преподаватели духовных учебных заведений.
Сезон в Собрании открывался балом либо в честь тезоименитства (именин) царствующего императора, если он приходился на конец осени, как это было, к примеру, при Николае I, — 20 ноября, либо на Рождество, по завершении Филипповского поста (25 декабря). Начинались балы в Благородном собрании в 11 часов вечера, так что гости до их начала еще успевали побывать в театре. Публика прибывала смешанная: титулованная знать, неродовитое и небогатое дворянство среднего круга и приезжие из провинции. Традиционно левая половина большого зала занималась высшим обществом — светскими львицами, денди, заезжими гвардейскими офицерами и адъютантами. Здесь говорили только по- французски, дамы были одеты на петербургский лад — в светлые, чаще всего белые, однотонные туалеты, что считалось очень изысканно, — а мужчины щеголяли безукоризненными черными фраками, белоснежными пластронами, превосходно сшитыми мундирами и чистейшими белыми лайковыми перчатками.
В правом углу, поближе к оркестру, толпились приезжие помещики с семьями, студенты, армейские офицеры, невысокого ранга чиновники, врачи и т. д. «Здесь поражает вас пестрота дамских и мужских нарядов, — писал в начале 1840-х годов московский бытописец, — здесь вы видите веселые, довольные собою лица и фраки темно-малинового цвета, украшенные металлическими пуговицами, цветные жилеты и панталоны, разнородные галстуки с отчаянными узлами, удивительные бакенбарды; желтые, голубые, пунцовые, полосатые, клетчатые платья, громадные чепцы и токи, свежие, здоровые, круглые румяные лица, плоские вздернутые кверху носики, маленькие ножки и толстые пухлые ноги, от которых лопаются атласные башмаки, большие, непропорциональные, даже непозволительные груди»[63]. Изъяснялись здесь на смеси «французского с нижегородским», перчатки носили замшевые или даже и лайковые, но ношеные, чищеные, а порой и заштопанные, изысканностью манер похвастаться не могли, но зато плясали от души и именно здесь царило настоящее веселье.
Прежде чем посетить эту часть Собрания, провинциалы нередко несколько раз ходили на балы как зрители (это широко практиковалось). Забравшись на галерею, откуда хорошо был виден зал, они внимательно наблюдали за происходившим, присматривались к тому, «что носят» (на галерею можно было не наряжаться, а приходить в будничном платье), а затем, приобретя соответствующие туалеты, решались уже и на участие в вечере.
Именно в Благородном собрании начиналась история огромного большинства всех московских помолвок и свадеб. Подобрать себе подходящую партию в Петербурге мог далеко не каждый служащий дворянин: мужское население в столице вплоть до 1860-х годов заметно преобладало над женским (в некоторые периоды это соотношение было как семьдесят к тридцати); в Москве же была обратная ситуация, к тому же и приезжие помещики привозили сюда дочерей «на выданье», так что выбор невест в Москве действительно оказывался огромный, на все вкусы.
Браки у дворянства заключались не столько по любви, сколько по породе, даже и в девятнадцатом столетии, а познакомиться молодые люди могли либо у родни и общих знакомых, где круг общения был невелик, либо на балах и вечерах.
На первый в сезоне общественный бал собиралось тысяч до трех-четырех народу и здесь не столько присматривались друг к другу, сколько восстанавливали или завязывали нужные знакомства: ездить на балы в частные дома можно было только по приглашению, а слали их, естественно, только знакомым. На больших общественных балах по правилам этикета можно было один раз протанцевать с девушкой, даже не будучи с ней знакомым, а потом представиться ее родным или спутникам при посредничестве кого-нибудь из старшин Благородного собрания или даже бального «дирижера» (своеобразного распорядителя танцев, дававшего оркестру сигнал начинать и переставать играть, громко объявлявшего танцевальные фигуры и первым их исполнявшего).
С этикетом вообще приходилось считаться: он играл в жизни дворянского общества весьма важную роль. Этикет устанавливал те возрастные рамки, в которых дозволялось танцевать на балах: с 16–18 лет (время светского дебюта и первого выезда в большой свет) и примерно до 28 лет у женщин и 35 лет для мужчин. Этикет же запрещал молодым девушкам приезжать на бал, как и в любое другое общественное место, самостоятельно; их непременно должен был «вывозить» кто-то из старших.
По правилам этикета нельзя было слишком часто (больше трех раз за вечер) танцевать с одним и тем же партнером, если только он не был официальным женихом или мужем дамы. Подобное предпочтение, по представлениям века, свидетельствовало о близких отношениях или о настойчивом ухаживании; замужнюю даму такая ситуация компрометировала, а по отношению к незамужней требовало скорого предложения руки и сердца. Если таковое не происходило, бальному кавалеру предстояло серьезное объяснение с родными девушки, справедливо считавшими, что он оскорбил честь их семейства. Закончиться такое объяснение могло либо свадьбой, либо поединком с неизвестным исходом. Вот так все было серьезно. Этикет почитали.
Конечно, присмотреть дворянскую невесту можно было и в других местах Москвы: для этого подходили и театр, и даже церковь. Наиболее предприимчивые женихи использовали для поисков даже так называемые «детские балы». Их устраивали специально для подростков 13–16 лет, которые уже умели сносно танцевать, но в свет по малолетству еще не выезжали. Детские балы, или детские праздники, как их еще называли, организовывались либо в знатных семьях по случаю именин кого-то из детей, либо известными танцмейстерами в своих школах в общие праздничные дни — на Рождество, на Масленицу и т. п.
Кроме подростков, которых на детских балах было большинство, туда приезжали и взрослые, и у детей появлялась возможность попрактиковаться в танцах и бальном общении с «настоящими»
