случился сердечный приступ, он лежал в больнице в Фире и чувствовал себя все хуже и хуже.
Ленин папа, теперь адвокат и американец, связался с докторами Бапи, кричал и требовал, чтобы дедушку перевезли в Афинский медицинский центр. Доктора ответили, что Бапи вряд ли перенесет дорогу.
Лена оставила сообщения Тибби и Кармен и позвонила в магазин предупредить, что берет на неделю отпуск. Лена уже собирала чемодан, как вдруг вспомнила про Волшебные Штаны. Она должна была получить их уже сегодня, и вот уже полдень, через два часа рейс, а Штанов нет. Кто же брал их последним? Лена забыла. Штаны слишком часто перемещались в последнее время. Как же она полетит без них в Грецию?
Пока вся семья носилась по дому, Лена стояла в дверях и ждала Штаны. Даже в последние мгновения перед отъездом она шла медленно, еле передвигая ноги.
— Лена, быстрее! — закричала мама из машины, потому что Лена остановилась на дорожке, надеясь, что Штаны появятся перед ней как по мановению волшебной палочки.
Но Штаны не появились, и Лена решила, что это дурной знак.
Они прилетели в Нью-Йорк, а на следующее утро был рейс в Афины. Сидя в огромном «Боинге-747», который смело преодолевал пространство над Атлантикой, Лена смотрела в одну точку, а перед глазами у нее одна за другой появлялись картинки. Бапи выглядывает из окна, Бапи завтракает в своих знаменитых белых ботинках, Бапи внимательно разглядывает Ленины картины, так внимательно, как никто раньше. Странно, наверное, обнаружить родство душ с восьмидесятидвухлетним греком, но именно это случилось с Леной прошлым летом.
Папа что-то печатал на ноутбуке, Эффи спала, уткнувшись в Ленино плечо, а мама сидела отвернувшись. Она сердито посмотрела на Лену, и время от времени кидала на нее недовольные взгляды.
«Ну почему мы не можем помочь друг другу? — думала Лена. — Почему ты не можешь мне довериться, а я не могу рассказать о своих бедах тебе?»
Лене захотелось, чтобы именно мама была близким ей по духу человеком, мама, а не дедушка, который, наверное, скоро умрет. Подумав о смерти, Лена начала плакать. Она повернулась спиной к маме и плакала, тяжело дыша, захлебываясь и громко сморкаясь в салфетку. Лена плакала о себе, и о Бапи, и о Костасе, и о бабушке, и о папе, и о Волшебных Штанах, которые не получила, а потом снова о себе. Когда стюардесса попросила привести спинки кресел в вертикальное положение и Лена увидела свою прекрасную родину, у нее екнуло сердце. В глубине своего детского сердца Лена страстно желала снова увидеть Костаса даже при таких невеселых обстоятельствах.
Лена знала: случается обычно то, чего больше всего боишься.
Когда они вышли из взятой напрокат машины и увидели бабушку, Лена поняла, что все худшее уже произошло.
Бабушка была в черном с головы до ног, и черты ее лица — глаза, губы — словно опустились вниз. Отец подбежал к Валии и обнял ее, и она заплакала, и все поняли, что это значит.
Эффи обняла сестру за плечи. Волосы Лены смешались с волосами Эффи. Девочки обнимали друг друга и плакали. Лена столько плакала в последнее время, что у нее пересыхало в горле. Увидев Лену, бабушка застонала и уткнулась ей в шею.
— О, Лена Прекрасная, — еле выговорила она. — Что же теперь с нами будет?
Похороны назначили на следующий день. Лена проснулась рано и долго смотрела в окно на Кальдеру, розовую в лучах рассвета. Воспоминания нахлынули на Лену, они были такими близкими, ощутимыми. Воспоминания о Костасе, о том, как Лена смотрела на него из этой комнаты, где теперь мирно посапывала Эффи.
От чувства безнадежности и нетерпеливого желания увидеть Костаса Лена решила заняться своей внешностью. Она надела красивую черную расшитую блузку, вставила в уши жемчужные сережки, распустила волосы, подвела глаза и накрасила ресницы тушью. Даже легкая косметика необыкновенно подчеркивала Ленины прозрачные зеленые глаза, и именно поэтому Лена никогда не красилась. Эффи уже спустилась вниз, а Лена все продолжала приводить себя в порядок.
Она никогда не гордилась своей внешностью, носила скучную, неброскую одежду, не любила украшений и завязывала свои черные волосы в хвостик или делала пучок. С детства мама повторяла ей, что красота — подарок небес, но сама Лена считала ее троянским конем.
Красота главенствовала над ее сущностью и притягивала ненужное внимание окружающих. Эффи с ее огромным носом Калигарисов была естественной, смелой, всегда раскованной. Ленин же маленький носик обязывал хозяйку быть милой и сдержанной. И поэтому девочка старалась общаться лишь с теми, кто ценил ее не за красоту.
Сегодня был не похожий на другие день, и Лена достала подарок небес. Пустота в сердце из-за Бапи, смятение из-за Костаса побуждали ее использовать любое средство, которое могло придать ей уверенности в себе.
— Боже мой! — сказала Эффи, когда Лена спускалась по лестнице. — Куда ты дела Лену?
— Заперла в шкафу, — коротко ответила Лена.
Несколько мгновений Эффи восторженно изучала сестру.
— Бедный Костас сжует свое сердце, — объявила она наконец.
Этого она и хотела. Чувствуя себя маленькой и глупой, Лена не могла не признать, что младшая сестра читает в ее душе, как в раскрытой книге.
Тибби разглядывала линолеум и вспоминала, какой ужасной и пустой показалась ей эта комната два месяца назад, в день приезда. Теперь повсюду валялась грязная одежда. На кровати были разбросаны видеокассеты. На столе стоял верный ноутбук, на комоде лежал рисунок с Тиббиной спальней. А вот грамота за лучший фильм и письмо с поздравлениями от Бэгли, преподавателя по режиссуре. На ночном столике красовалась лиловая лягушка, сшитая Ванессой специально для Ники. Тибби предстояло уложить все эти вещи в чемодан.
В последнюю очередь Тибби положила в чемодан фотографию Бейли в последние дни ее жизни. Миссис Граффсман подарила Тибби этот снимок, когда пришла на премьеру.
Тибби было тяжело на нее смотреть. Ей хотелось положить снимок в какую-нибудь редкую книгу и поставить эту книгу на самую верхнюю полку, чтобы никогда не доставать. Но Тибби пообещала себе, что поступит иначе. Она повесит фотографию на стену в своей комнате, потому что, когда Тибби видела лицо Бейли, она не могла спрятаться от истины.
Любовь подобна огромному шару из снега. Он катится быстро по тундре, он накрывает тебя, подминает, и тысячи тысяч кусочков льда впиваются в твое тело.
Похороны проходили в милой выбеленной церквушке, где Лена часто бывала прошлым летом. Служба была на греческом, равно как и речь Лениного отца. Все это время Лена была погружена в собственные размышления.
Она крепко сжимала бабушкину руку и молилась о том, чтобы увидеть Костаса. Она знала, что ему
