послан Цицероном. А вдруг его подослал сам Катилина? А если за ним и стоит Цицерон, то почему Катилина не может догадаться о их планах? Где правда, а где ложь в речах Целия? Если этот юноша хвастается, что сможет одурачить Катилину, то он наверняка сможет водить за нос и Цицерона? Не говоря уже о Гордиане Сыщике, который поклялся никогда не влезать в политику.
Вифания шевельнулась.
— В чем дело, хозяин? — прошептала она.
Со времени нашей свадьбы она перестала называть меня «хозяином», но иногда во сне проговаривалась; слова ее напомнили мне о далеких днях, когда мир не был таким опасным и сложным. Я дотронулся до нее. Ощущение ее тела — теплого, волнующего, податливого — развеяло мои сомнения, как солнце разгоняет утренний туман. Она пододвинулась ко мне, и мы обнялись. На какое-то время все тревоги забылись, а потом я заснул здоровым сном крестьянина, которому снятся поля и сено, а мычание быков кажется случайной музыкой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующее утро Марк Целий проснулся раньше меня. Я обнаружил его перед стойлом, где он запрягал свою лошадь. Из сарайчика вышли его охранники, потирая глаза и вытаскивая соломинки из волос. Солнце еще не встало из-за горы Аргентум, и мир освещал только бледновато-синий свет. Над рекой стоял туман, заползая в низины по ее берегам. С запада, со стороны поместья Публия Клавдия, донесся крик петуха.
— Как спалось, Целий?
— Очень хорошо, спасибо.
— Кровать слишком жесткая, не так ли? Я так и знал. Да и в комнате было очень душно.
— Нет, вовсе…
— Увы, как ты сам убедился, дом мой не подходит для приема знатных гостей.
Целий понял смысл моих слов и улыбнулся.
— Говорят, что Катилина подобен хорошему полководцу: может спать и есть при любых обстоятельствах. Условия здесь для него даже больше, чем хороши.
— Но я еще не сказал «да», Целий.
— А мне показалось, что сказал.
— Мне нужно многое обдумать.
— Но это то же самое, что сказать «нет». Время не ждет, Гордиан.
— Тогда я говорю «нет», — неожиданно произнес я, устав шутить с ним.
Он фыркнул.
— Ты передумаешь, как только я уеду. Пошли мне тогда гонца.
Он вскочил на лошадь и приказал своим охранникам быть наготове.
Из дома вышла Вифания, в столе с длинными рукавами и с распущенными волосами. По ее плечам спускались дивные черные и серебряные пряди, в глазах застыло сонное выражение, виновником чего был отчасти я.
— Вы, Марк Целий, несомненно, не покинете нас, не позавтракав? Я приготовила что-то вкусное.
— Я предпочитаю отправляться в долгую поездку на пустой желудок. Признаюсь, что похитил у вас в кладовой кусок хлеба и несколько фруктов на дорогу.
Пока его охранники садились на коней, он несколько раз повернул свою лошадь.
— Обожди, — сказал я. — Я провожу вас до Кассиановой дороги.
Когда мы отправились, солнце уже взошло над гребнем горы, и наши фигуры отбрасывали длинные тени. Запели птицы. Мы миновали виноградники с одной стороны и поле со свежескошенным сеном с другой. Целий дышал всей грудью.
— Ах, Гордиан, вот он какой, утренний воздух в провинции! Теперь я понимаю, почему вы покинули город. Но от этого город не перестал существовать. Никто также не отменял старых обязательств.
— Какой же ты настойчивый, Целий, — сказал я, печально покачивая головой. — Ты этому обучился у Цицерона или у Катилины?
— У обоих понемногу. У Катилины я также научился загадкам. Ведь ты, Гордиан, любишь тайны, значит, тебе должны нравиться и загадки. Ты хочешь услышать одну из них?
Я пожал плечами.
— Катилина любит загадывать ее своим друзьям. Он задал ее нам в ту самую ночь, когда мы дали клятву. «Я вижу два тела, — сказал он. — Одно из них худое и истощенное, но с великой головой, другое тело сильное и крепкое, но у него вовсе нет головы!»
Целий негромко рассмеялся.
Я беспокойно заерзал на своем коне.
— И в чем же здесь суть?
Целий пристально посмотрел на меня.
— Ведь это загадка, Гордиан! Ты сам должен догадаться. Вот что я тебе скажу — когда ты пошлешь ко мне гонца, то пусть он использует особый пароль. Если твой ответ положителен, он должен сказать: «Тело без головы». Если отрицательный, то: «Голова без тела». Но не тяни с ответом; события разворачиваются слишком быстро.
— Как и всегда, — сказал я, останавливая своего коня.
Мы доехали до Кассиановой дороги. Целий помахал мне рукой, потом повернулся и прибавил скорость. Мгновение я наблюдал, как плащи всадников развеваются, словно знамена на ветру, затем повернул к дому, еще более встревоженный и запутанный.
На следующий день я сидел в библиотеке и придумывал план водяной мельницы, когда пришел Арат и сообщил, что Конгрион со своими помощниками вернулись.
— Хорошо, пусть войдут ко мне. Я хочу видеть их. Без свидетелей.
Арат прищурил глаза и удалился. Через некоторое время в библиотеку вошли Конгрион и его подчиненные. Я отложил табличку со стилем и знаком показал им, что они должны закрыть дверь.
— Ну, Конгрион, как обстоят дела у Клавдиев?
— Хорошо, хозяин. Уверен, что вы не услышите упреков в наш адрес. Клавдия дала мне вот эту записку и попросила вам ее передать.
Он протянул мне пергаментный свиток, запечатанный инициалами Клавдии — большое «С» и внутри его маленькое «А». Это ее собственная печать, не унаследованная ни от отца, ни от мужа, а придуманная ею самой. Обычно римские матроны так не поступали, но ведь Клавдия была необычной женщиной. Я сломал печать и развернул письмо.
«Гордиану.
С наилучшими пожеланиями и благодарностями по поводу присланных рабов. Они прекрасно справились со своими обязанностями, а особенно повар Конгрион, не потерявший своего мастерства со времен, когда он служил моему кузену Луцию. И я вдвойне благодарна, поскольку мой собственный повар заболел как раз накануне приготовлений, так что Конгрион не просто помог, но оказался незаменим; без него мне пришлось бы плохо. Об этой услуге я никогда не забуду и буду вечно признательна.
Теперь о другом. Я лично постаралась замолвить за тебя слово в кругу моей семьи. Мы, Клавдии, довольно упрямы и самоуверенны, и я скажу, что мне не сразу удалось убедить кого-либо обходиться с тобой помягче, но мне кажется, что начало положено. Во всяком случае, я сделала, что смогла.
Спасибо еще раз за одолжение. Сообщи мне, когда понадобится моя помощь. Остаюсь вашей благодарной соседкой,