Через некоторое время она притянула его голову, и улыбки исчезли, сменившись восхитительной серьезностью чувственности. Они дарили друг другу сладострастные ощущения, а потом Эрик, обняв Мэгги крепче, лег на бок. Не открывая глаз и оставаясь в ее теле, он произнес:
— Как хорошо!
— Это потому, что мы были первыми друг для друга.
— Такое ощущение, будто круг замкнулся и я наконец оказался там, где должен был быть все время.
— Ты когда-нибудь думал, как сложилась бы наша жизнь, если бы мы поженились?
— Очень часто. А ты?
— Я тоже, — призналась Мэгги.
Эрик опять лег сверху, и движения возобновились. Мэгги смотрела на него: волосы прилипли ко лбу, руки дрожали под весом его тела. Она стремилась ему навстречу — толчок за толчком, стонала от наслаждения, и Эрик отвечал тем же.
Он достиг разрядки первым. Мэгги увидела, как его глаза закрылись, горло выгнулось дугой, мускулы напряглись. На лбу заблестели капельки пота, мгновение — и восхитительный взрыв потряс его.
Потом тело расслабилось, и Эрик открыл глаза.
— Мэгги, прости, — прошептал он.
— Не огорчайся, — шепнула она в ответ, гладя его влажный лоб. — Ты был великолепен.
— Да?
— Конечно. И кроме того, — смущенно добавила Мэгги, — теперь я...
И это произошло.
И еще раз.
И еще.
И еще раз, и снова.
Глава 12
В час дня Мэгги и Эрик сидели в старинной ванне, наполненной пенистой водой, потягивали горькое пиво и пытались спеть йодль. Эрик сделал глоток, приложил по рту ладонь и сказал:
— Послушай, я, кажется, понял, как это делается! — и, запрокинув лицо, будто воюющий пес, разразился песней: — Пересмешник запел: йодль-о-йодль-о-ду-у-у...
Мэгги, точно ирландец в пабе, стала раскачиваться в такт этого воя, размахивая пивной кружкой. Эрик завыл так громко, что Мэгги испугалась, как бы не треснуло зеркало, но тут Эрик, вытянув губы, закончил песню долгой, жалобной и печальной нотой.
— Вот! Ну как?
Мэгги поставила кружку на пол из захлопала.
— Замечательно! А теперь я попробую... Подожди минутку. — Она подняла кружку с пола, сделала глоток, вытерла рот и, прочистив горло, попыталась пропеть мелодию хора из «Зова стада»: — Оу-оу-оу-о- о-о! Оу-оу-оу-ап! Э-оу-о-о...
Когда она кончила, Эрик, зааплодировав, завопил:
— Браво! Браво!
Мэгги попробовала раскланяться, капая пеной на пол и широко разведя руки, но ей мешали высоко задранные колени.
— Простой-простой... — Эрик посмотрел в потолок, сделал глоток пива, затем задумчиво глянул в кружку. — М-м... Эх! Понял! Старая песня ковбоя Копуса.
— Какого ковбоя?
— Ковбоя Копуса. Неужели ты никогда не слышала про ковбоя Копуса.
— Про ковбоя Копуса никто никогда не слышал!
— И все-то ты знаешь! В детстве мы разыгрывали представление на заднем крыльце. Ларри был Тэксом Риттером, Рут — Дейл Эвэнс, а я хотел быть Роем Роджером, но Майк говорил, что это он — Рой Роджер, и поэтому я должен быть ковбоем Копусом. Я стоял и ревел. Срывал с себя ковбойскую курточку и красную фетровую шляпу, тесемки которой врезались мне в подбородок, стягивал ковбойские башмаки «Красного всадника» и вопил, что готов всех их убить, за то что меня сделали ковбоем Копусом. Так что не надо говорить, что никто на свете о таком никогда не слыхивал. Слыхал. И еще как!
Эрик только начал жалостливый пересказ «Бедняжки Энн из Чейены», а Мэгги уже заливалась смехом. Закончив свой рассказ, Эрик предложил:
— Давай споем!
— Давай! Ты знаешь «Призрачных всадников в небе» Воуга Монро?
— Воуг Монро?
— Не помнишь такого?
— Что-то не помню.
— А как насчет «Кувыркающегося перекати-поле» из «Детей пионеров»?
— Это я знаю.
— Я поведу мелодию.
Он набрал в грудь побольше воздуха и начал:
— Смотри, как они кувыркаются...
Они пропели три куплета, мычанием заменяя те места, которые подзабыли. Им даже удалось добиться определенной гармонии. Мелодия завершилась парой нот, напоминающих вой волчьей стаи.
— Блуждая, вертясь, кувыркаясь, вертя-аа-ааааааась!
Последняя нота заглохла, и оба чуть не захлебнулись от смеха.
— Мне кажется, в нас пропадает талант.
— А мне кажется, у тебя потрескалась штукатурка.
Мэгги в изнеможении откинулась на спину, больно ударившись лопатками о бортик ванны.
— Оу-уо! — взвыла Мэгги. — Больно-оо-о!
Эрик улыбнулся.
— Иди ко мне. Тут есть местечко, где больно не будет.
— А синяки и шишки? — спросила Мэгги, ставя свою кружку на пол.
— Ну, может, пара синяков, — сказал Эрик, пока Мэгги устраивалась между его шелковистыми ляжками. — Но тебе это понравился, мисс Мэгги, я обещаю.
— Ммм... — промычала Мэгги, положив руки ему на грудь, — ты прав, мне нравится.
Они поцеловались, и руки Эрика заскользили по ее обнаженному телу.
Наконец Мэгги приоткрыла глаза и лениво спросила:
— Ну и как, ковбой?
— Мадам? — передразнил он, ухмыляясь.
— Тебе ведь уже не хочется поцеловать мою родинку, правда?
— Как сказать, — ответил он со своим лучшим невадийским акцентом. — Джентльмен не должен отказывать леди, когда она так мило его просит. Думаю, что справиться с этой маленькой трудностью нам не составит никакого труда.
Они справились с этой трудностью и парочкой других в придачу, а когда оторвались друг от друга, перевалило уже далеко за полдень. Они лежали в обнимку на смятой постели в комнате под названием «Бельведер Рум», усталые и довольные. В животе Эрика забурчало, и он спросил:
— У нас есть какая-нибудь еда, мисс Мэгги? Я чертовски проголодался.
Перекинув через него ногу, Мэгги спросила:
— А чего тебе хочется? Фрукты? Сандвич? Может, омлет?