Горькая сладость

Он повел носом.

— Слишком изысканно.

— Тогда что?

— Пирожки! — объявил он, похлопывая себя по животу. — Громадные, жирные и горячие, аппетитные пирожки.

— Ты угадал, идем! — И, схватив Эрика за руку, она рывком выдернула его из постели.

— Ты шутишь! — воскликнул тот. — Неужели у тебя и вправду есть пирожки?

— Нет, у меня их нет, но мы их сделаем.

— Ты хочешь печь пироги в четверть четвертого?

— А почему бы и нет? Я собрала рецепты быстрой выпечки в таком количестве, что они стали вываливаться из ящиков. Уверена, что в одной из книг мы найдем и пирожки. Идем. Я хочу, чтобы ты сам выбрал рецепт.

Эрик выбрал пирожки с апельсиновой начинкой, и они вместе — она в домашнем халатике с розами, надетом прямо на голое тело, он в голубых джинсах — занялись пирожками. Процесс потребовал гораздо больше времени, чем обещал рецепт: Мэгги заставила Эрика выжимать фрукты, что он и пытался сделать, используя для этого самые неподходящие места и предметы под шуточные нарекания Мэгги, а закончилось все тем, что оба они катались по полу, давясь от смеха. Срезая с фруктов кожуру, Эрик порезал палец. Его лечение потребовало большого количества поцелуев и потому задержало готовку еще минут на десять. А когда масло наконец было смешано с тестом, его надо было попробовать, то есть обсосать палец, на что Мэгги неохотно согласилась, лениво предупредив:

— Но если ты не отпустишь меня быстро, то вспыхнет мое масло.

Его ответная реплика снова вызвала у них приступ смеха, справившись с которым, обнаружили, что стоят, прижавшись к стене, словно пара забытых в углу водных лыж. Он широко расставил ноги, заключил Мэгги в объятия и с нарастающим удивлением стал серьезно всматриваться в ее лицо. Смех прекратился.

— О Боже, да ведь я люблю тебя, — сказал он. — Надо было прожить полжизни для того, чтобы только теперь понять, как все должно было быть. Я... Я люблю тебя, Мэгги, больше, чем думал.

— Я тоже тебя люблю. — Возрожденная заново, она ощущала всю полноту жизни. — В последние два месяца я только и мечтала о том, чтобы эта ночь когда-нибудь настала, но представить себе не могла, что будет так хорошо. Это что-то особенное... этот смех, это абсолютное счастье. Как ты думаешь, если бы мы обвенчались сразу после школы, все было бы так же здорово?

— Не знаю, но мне кажется, что да.

— Ммм... наверное. — Она улыбнулась ему в ответ. — Правда, здорово! Мы не только любим — мы нравимся друг другу.

— Кажется, мы нашли секрет, как это сделать.

Он снова стал пристально изучать ее лицо, аккуратный подбородок с чуть заметной ямочкой посередине, чарующие карие глаза и мягкую улыбку, которую он погасил нежным и долгим поцелуем. Высвободившись из его объятий, Мэгги пробормотала:

— Давай закончим с этими пирожками, мне хочется лечь и прижаться к тебе, а потом отвернуться, но чувствовать, что ты рядом, позади меня.

В начале пятого они свалились в постель в полном изнеможении и с апельсиновым запахом изо рта. Эрик улегся позади Мэгги, зарывшись лицом в ее волосы, подогнул колени, повторяя изгиб ее позы, и положил руку на ее грудь. Он вздохнул. И она ответила ему таким же вздохом.

— Ты измотал меня вдрызг.

— А мне кажется наоборот, это ты меня измотала.

— Интересно...

— Мм-хммм...

— Я люблю тебя.

— Я тоже. Обязательно разбуди перед уходом.

— И не подумаю.

И они мирно заснули, как если бы позади у них была долгая и счастливая совместно прожитая жизнь.

Проснувшись, он почувствовал влажность их переплетных тел и свою руку, лежащую на животе Мэгги, как она мерно вздымается и опадает вместе с ее дыханием. Он лежал очень тихо и прислушивался к своим ощущениям: ее дыхание, смятое стеганое одеяло, ее обнаженный зад, прижатый к его ляжкам. Запах ее волос и чего-то цветочного. Солнце и снег наполняли легкостью комнату с бледными розовыми обоями и она словно бесшумно двигалась вместе с белыми кружевными занавесями у камина. Тепло. Спокойно. Я не хочу уезжать отсюда. Я хочу остаться с этой женщиной, смеяться с ней, любить ее, делить с ней тысячи житейских забот, которые связывают жизни воедино. Я хочу носить вещи, которые слишком тяжелы для нее, и доставать то, до чего она не может дотянуться, расчищать дорожки перед ее домом, бриться в ее ванной и причесываться ее щеткой. Я хочу стоять по утрам, в дверях и смотреть, как она одевается, а по вечерам как снимает с себя одежду. Хочу звонить ей домой и предупреждать, что уже выезжаю. Делить с ней беззаботные воскресенья и тяжелые понедельники, как делят последний стакан молока, выдавленного из картонной упаковки. Я хочу, чтобы она была со мной, когда я впервые спускаю лодку на воду, чтобы она поняла: весна — это сезон сердца, а не календаря. А летом, пересекая водную гладь, я хочу смотреть, как она обернется и, не выпуская лопаты из рук, начнет махать мне, услыхав гудок. А осенью... она поймет и разделит мою печаль, когда я стану готовить «Мэри Диар» к зиме. У нас будут маленькие праздники — «Дом Периньон», пара недель в Акапулько, «шатобриан» при свечах, и проблемы — появление седых волос, поиски затерявшихся ключей и весенняя простуда. Нет, я точно не могу уйти от этой женщины. По легкой смене ритма дыхания и чуть заметному напряжению мускулов ее расслабленного тела он понял, что она просыпается, положил ладони на ее живот и потерся носом о спину. Мэгги откинулась назад и просунула руку между ног Эрика. Погладила — раз, еще раз и почувствовала, как его плоть оживает в ее ладони. Она улыбнулась — и он понял это, будто видел ее лицо. Не оборачиваясь и чуть согнувшись, Мэгги ввела его член в свое лоно и, высвободив руку, притянула к себе. Эрик сжал ее бедра, приветствуя старым как мир способом: с добрым утром, я люблю тебя, Мэгги. Чуть позже, уже успокоившись, она повернулась к нему лицом и перекинула согнутую в колене ногу через его бедра. Он ответил на ее улыбку, о которой до этого только догадывался, закинул согнутую в локте руку за голову, а другой сжал ее пальцы. Так они и лежали, глядя в глаза друг другу, а солнце все ярче высвечивало окна. Большим пальцем Эрик лениво поглаживал руку Мэгги. Камин медленно угасал, занавески перестали шевелиться. Мэгги наклонилась поправить растрепавшиеся волосы Эрика и снова переплела с ним пальцы, и он возобновил свое ленивое поглаживание. Они не сказали ни слова и ничего друг другу не обещали, но это молчание было красноречивее самых пылких клятв. Получасом позже они сидели за столом, держась за руки и думая о своих невыполнимых желаниях. Он допил кофе и неохотно потянулся за курткой, висящей на спинке стула. Медленно натянул ее, оттягивая неизбежное, печально склонив голову, и нагнулся, чтобы застегнуть нижнюю кнопку. Мэгги подошла к нему, отвела его руки в сторону и стала застегивать кнопки. Одна. Еще одна. Еще. И каждая из них приближала момент расставания. Защелкнув верхнюю, она, подняв воротник его куртки, потянула к себе его лицо и нежно поцеловала в губы.

— Я бы не обменяла эту ночь даже на лампу Алладина, — тихо сказала она.

Закрыв глаза, он обхватил ее руками и сжал в объятьях.

— Было намного лучше, чем тогда... когда мы были подростками.

— Да, лучше, — улыбнулась она в ответ. — Спасибо тебе.

Пора было прощаться.

— Я не знаю, что теперь будет, — сказал Эрик, — но ты разбудила во мне сильные чувства. Мне надо на что-то решиться.

— Думаю, да.

— Мне будет нелегко жить, чувствуя за собой вину...