— Вставай, — сказал Фрей.
— Что это? — пробормотал он.
— Пойдем, — настаивал капитан. — Ты мне нужен в кают-компании.
Крейк спустил ноги с койки. Он все еще был полностью одет, потому что сразу отправился спать, как только Фрей оставил «Кетти Джей». Он надеялся отделаться от головной боли, что подхватил из-за того, что надышался парами от лавы. Это не сработало.
— Что стряслось, Фрей? Плита издает жуткий шум? Демоны активизировались в рагу?
— Что-то есть, нам нужно с этим разобраться, вот и все.
Что-то в его тоне подсказало Крейку, что Фрей не собирается уходить один, поэтому он встал на ноги со вздохом и побрел за своим капитаном в коридор. Но вместо того, чтобы идти вниз по лестнице в столовую, Фрей прошел мимо неё и постучал в дверь комнаты штурмана. Джез открыла. Она перевела взгляд с Фрея на Крейка, и сразу заподозрила неладное.
— Ты можешь подойти в столовую? — Фрей спросил, хотя это прозвучало не как просьба, а как приказ.
Джез вышла из помещения и закрыла за собой дверь.
Они спустились в кают-компанию. Сило был там, курил самокрутку и пил кофе. Он гладил Слэга, который лежал на столе. При виде Джез, кот вскочил на ноги и зашипел. Как только путь освободился, он взлетел по лестнице и исчез.
Сило поднял глаза с выражением легкого равнодушия.
— Ну, как «Кетти Джей»? — спросил Фрей.
— Её потрепало, но она крепкая. Нужна мастерская, чтобы сделать ее миленькой снова, но внутри ни чего не пострадало слишком сильно. Я починил все, что смог.
— Она будет летать?
— Она будет летать хорошо.
Фрей кивнул.
— Можешь освободить нам комнату?
Сило плюнул в ладонь и погасил самокрутку в ней. Потом он встал и ушел. Так как говорить с Сило Крейк не мог, видя отношения Муртианца с капитаном в новом свете. Они были компаньонами так долго, что едва замечали друг друга больше. Они утомили друг друга, словно старая одежда.
— Садитесь, — сказал Фрей, указывая жестом на стол в центре кают-компании. Джез и Крейк сели напротив друг друга. Капитан вытащил из-под куртки бутылку рома и поставил ее на стол между ними.
— Она не пьет, — сказал Крейк. У него начали складываться ужасные идеи по поводу того, что происходит.
— Тогда выпей ты, — ответил Фрей. Он распрямился, стоя над ним.
— Что-то происходит между вами двумя. С тех пор, как вы отправились на Бал в Скорчвудских Высотах. Я не знаю, что это, и я не хочу знать, потому что это не мое дело. Но мне нужна моя команда, чтобы действовать как команда, и я не могу допустить этих проклятых ссор все время. Только если будем работать вместе, мы сможем выжить. Если вы не можете прекратить, то в следующем порту, которого мы достигнем, один из вас сойдет.
К своему удивлению, Крей понял, что Фрей имел в виду. Капитан перевел взгляд с одного из них на другой, чтобы убедиться, что сообщение дошло.
— Не выходите из этой комнаты, пока не урегулируете этого, — сказал он, а потом он поднялся сквозь люк и исчез.
Повисло длинное и неприятное молчание. Щеки Крейка горели от гнева. Он чувствовал себя неловко и глупо, как ребенок, отчитанный наставником. Джез холодно взглянула на него.
Черт бы её побрал. Я не обязан давать ей объяснения. Она никогда не поймет.
Он возненавидел Фрея за то, что он вмешался в то, что его не касается. Капитан понятия не имел, что он пробудил. Неужели они просто позволят ей врать? Пусть она верит в то, что хочет. Лучше, чем то, чтобы думать об этом снова. Лучше, чем постоянно сталкиваться с воспоминаниями о той ночи.
— Это правда, не так ли? — сказала Джез.
Ее пристальный взгляд вызвал у него чувство досады.
— То, что сказал Шакелмор, — напомнила она. — Ты заколол свою племянницу. Семнадцать раз ножом для вскрытия писем.
Он с трудом сглотнул вставший ком в горле.
— Это правда, — сказал он.
— Почему? — прошептала она. Был что-то безысходное в том, как она это сказала. По широко раскрытым глазами можно было понять, что для неё этот поступок является чем-то таким совершенно отвратительным.
Крейк уставился на стол, борясь с позорно собирающимися тёплыми слезами.
Джез откинулась на спинку стула.
— Я готова смириться с недоумками и бездельниками, алкоголиками и трусами, — сказала она. — Я готова смириться с тем, что мы сбили грузовой корабль, и десятки людей на борту погибли. Но я не могу находиться на одном корабле с человеком, который зарезал свою восьмилетнюю племянницу, Крейк. Я просто не могу.
Она сложила руки на груди и отвернулась, еле сдерживая слезы сама.
— Как ты можешь быть таким, какой ты есть, и одновременно детоубийцей? Как могу я теперь кому то доверять?
— Я не убийца, — сказал Крейк.
— Ты убил девчонку!
Он уже был сыт по горло ее обвинениями. Ну и черт с ней, он расскажет ей весь этот ужас и пусть судит его как хочет. Семь месяцев он носил это в себе, и за все время никому ни слова. И эта несправедливость, праведное возмущение незаслуженно обвиненного, в конце концов, открыло шлюзы.
Он прерывисто вдохнул и заговорил очень спокойно.
— Я ударил ее, — сказал он. — Семнадцать раз ножом для вскрытия писем. Но я не убил ее. Он чувствовал, как его лицо начинает искажаться подступающими рыданиями, и ему понадобилась минута, чтобы овладеть собой.
— Я не убил её, потому что сейчас она жива.
Эхо-камера, в центре убежища Крейка, угрожающе молчала. Его конструкция напоминала батисферу, сделанную из клепаного металла с множеством иллюминаторов. С одной стороны была вмонтирована маленькая круглая дверь. От нее, извиваясь по полу, шли толстые кабели к электрическим розеткам и разным приборам. Толщина стенок в пол фута дополнялась вторичным контуром защиты.
Но Крейк даже близко не чувствовал себя в безопасности.
Он мерил шагами пол старого винного подвала под каменными сводами. Было холодно, как обычно бывает в студеные утренние часы, и только стук его каблуков нарушал тишину. Электрические лампы были установлены вокруг эхо-камеры — единственного источника света. Колонны отбрасывали длинные конусообразные тени, расходящиеся во всех направлениях.
Она у меня есть. Наконец она у меня есть. И все же я не осмеливаюсь её включить.
Месяцы ушли на то чтобы заполучить эхо-камеру. Месяцы лести, попрошайничества и выскабливания у седого старого ублюдка из большого дома. Месяцы бессмысленных задач и скучных заданий. И если бы только это, но еще и этот хорек с гнилым сердцем наслаждался каждым моментом всего этого! Разве ему не доставляет удовлетворение постоянно видеть своего беспомощного второго сына вынужденного бегать по его распоряжениям! Он напрягал и напрягал его, смакую власть данную ему. Роджибальд Крейк, промышленный магнат, был человеком, который любил, чтобы ему повиновались.
— Ты не должен был бы делать все это, если бы имели достойную работу, — говорил он. — Ты бы тогда не нуждался бы в моих деньгах.
Но он же нуждался в деньгах его отца. И тогда Роджибальд решил наказать его за решение не продолжать карьеру, что он выбрал для него. Крейк выпустился из университета будучи обученным искусству политики, и незамедлительно объявил, что не хочет быть политиком. Роджибальд никогда не
