Поздно вечером я проснулась, услышала голоса в коридоре и искоса посмотрела на дверь. Веки у меня опухли, глаза были почти закрыты, и я никак не могла сфокусировать зрение.
Я снова погрузилась в сон, но когда пришла сестра, я спросила ее, что происходит.
— Я измеряю вам давление.
Я подумала о голосах, которые слышала, и сказала:
— Здесь Лили Родригес.
Сестра обернула вокруг моей руки манжету для измерения давления.
— Детектив из окружного управления полиции? Дорогая моя, да это было три часа тому назад.
— О Боже! Брайан дозвонился до Джесси?
Она сняла манжету и долго думала, прежде чем ответить.
— Все это подождет до утра.
Ее мягкий тон почему-то обеспокоил меня.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось. Давайте примем обезболивающее.
Но что-то все-таки было не так. Я проглотила лекарство и попыталась понять, откуда взялось это предчувствие. Но мои сознание и дух были подавлены лекарством. Пронеслось видение: черное крыло, которое прорезало мою жизнь и разверзло небеса.
— Спите, — сказала сестра.
Видение исчезло. Я лежала в темноте, чувствуя, как колотится мое сердце.
Я знаю, что это за призрак. Это смерть. И лишь проснувшись следующим утром, я поняла, насколько близка она была.
Глава двадцать пятая
За окном постепенно светлело. По коридору катили тележку с завтраком. Работал телевизор. Его звук был приглушен. Это было странно. Мне потребовалось полминуты на то, чтобы сфокусировать свое зрение настолько хорошо, чтобы понять, что передавали городские новости и что речь шла об убийстве.
Я едва смогла заставить себя окончательно проснуться. На экране появилось изображение участка пристани для яхт. Мачты парусников и вчерашний закат солнца. У ворот лежало тело, накрытое простыней. Камера дала изображение мелким планом, и я увидела полоску крови, тянущуюся к автомобилю, «форду» Марка.
Я попыталась сдвинуться, и все тело отозвалось болью. Она пронзила меня и распространилась повсюду. Прищурившись, я смотрела на экран. Женщина-репортер брала интервью у очевидца в доке. Это была женщина. Она что-то рассказывала, показывая на тело. Я дотянулась до пульта дистанционного управления, пробежала пальцами по кнопкам, и звук усилился.
— …стеная и крича, — говорила женщина. — Я вышла на палубу и увидела одного парня, который лежал, и другого, который с криком промчался мимо моей яхты. — Свидетельница показала пальцем в конец пристани, где Тоби Прайс пришвартовал свою яхту. — Потом приехала полиция, и он прыгнул с причала прямо в одежде.
Репортер говорила неприятным отрывистым голосом:
— Полиция продолжает поиски компаньона погибшего. — Она перешла на тон опытной сплетницы: — Имя жертвы не разглашается, пока о его смерти не будут извещены родственники.
У меня стучало в голове. Я глубоко вздохнула.
— Это был Мерлин Минг.
Я повернулась и увидела, что рядом с кроватью в кресле сидит Джесси.
— Мерфи — это тот, который прыгнул с причала. Патрульная служба гавани его не нашла. Ушла также яхта Тоби. — Он потер глаза. — Мне неприятно рассказывать тебе об этом.
По тому, как выглядела его одежда и как он неуклюже сгорбился в кресле, можно было понять, что он пробыл здесь бо?льшую часть ночи. За спиной у него лежала пара подушек, а ноги были подняты на сиденье инвалидной коляски.
— А Мерлин?
— Он умер от потери крови в результате огнестрельного ранения.
Я была в шоке. Я вдруг осознала, что Джесси оказался здесь только в результате какого-то провидения. Черное крыло и рассеченное небо пронзили мое сознание так остро, что я почувствовала физическую боль.
Джесси выпрямился.
— И в новостях сказали неправильно. Это не убийство.
— Не убийство? — Я посмотрела на экран, на котором опять показывали полосу крови. — Неужели ты хочешь сказать мне, что это было самоубийство?
Мне не понравилось выражение лица Джесси, которое появилось после того, как я задала этот вопрос. Он поставил ноги на пол. Протянул руку и опустил боковое ограждение кровати.
— Нет. — Он подвинулся, чтобы быть ближе. — Это убийство при смягчающих вину обстоятельствах. Его застрелил Марк.
Моя голова снова упала на подушку. Вспомнилась стрельба, которую открыл Марк, приближаясь на свадебной машине.
— Они его не арестовали, да?
— Нет, но он находится в полицейском управлении и отвечает на вопросы, — сказал Джесси и, словно желая успокоить меня, добавил: — С ним Лавонн.
Он был само благородство. Именно так. Я закрыла глаза.
— С Марком все будет в порядке, — продолжал Джесси. — Окружной прокурор, конечно, поиздевается над ним, но у Марка был повод. Самый лучший повод, какой только может быть.
— Мерфи. — У меня пересохло в горле. — Он сказал, что дело еще не кончено. И теперь…
— Твою палату охраняет полицейский. Родригес убедила управление полиции Санта-Барбары в необходимости такой меры.
Нервы у меня опять начали расходиться. Снова появилась резь в глазах. Я едва удержалась, чтобы не заплакать.
— Все хорошо. — Он положил свою руку на одеяло рядом с моей. — Тоби находится в бегах, а Мерфи, надо полагать, утонул.
— Ты веришь в это?
— Тоби исчез и больше не появлялся. Он будет арестован, как только у него закончится запас марихуаны и любимых пирожков «Орео» и он посетит какой-нибудь порт, чтобы пополнить запасы.
— Но Мерфи…
Джесси никогда ничего не скрывал от меня, говоря горькую правду.
— Я не знаю.
Я через силу сделала глубокий вдох и пристально посмотрела на Джесси. Он казался крайне утомленным, говорил спокойным голосом, но с каким-то раздражающим надрывом, подобно затишью перед бурей. Я никак не могла заставить себя начать с ним разговор, в котором мы оба весьма нуждались.
— Как это тебе удалось убедить сестер пустить тебя в палату на ночь?
— Джорджия знает меня. С тех пор, когда я сам здесь лежал.
Как он спокойно об этом сказал! «Когда я сам здесь лежал» — это подразумевало слишком серьезные травмы, разбитый таз, открытые переломы обеих ног и повреждение позвоночника. Когда его привезли сюда в тот вечер, санитар чуть ли не сидел на нем верхом, зажимая рану, чтобы не дать ему умереть от потери крови. Ему предстояли многочисленные операции, недели пребывания в отделении интенсивной терапии, после чего последовало пребывание в Центре реабилитации.
В сравнении с ним я почувствовала себя какой-то изнеженной девочкой.
Джесси перенес больше, чем можно было себе представить, но я никогда не слышала от него жалоб.
