Перед заходом солнца

Оттилия. Ты делаешь вид, что ничего не знала! Ты лжешь! Не лги, Беттина!

Вольфганг. Дорогой Ганефельдт, разве я не заклинал тебя нашей детской дружбой, не спрашивал, является ли этот путь единственным решением?

Ганефельдт. Сейчас это уже не важно. Впереди у нас неотложное обязательство. Соберите все свои силы. Наступают самые тяжелые минуты вашей жизни: вы должны объясниться с отцом. Должны отвечать за все, что произойдет.

Поддерживаемый с двух сторон Вуттке и доктором Штейницем, входит Клаузен. Он сперва обходит комнату. Тайный советник словно не видит детей, затем внезапно высвобождается и подходит к ним.

Клаузен. Где мой гроб?

Беттина. Мой дорогой папа!..

Клаузен (резко оборачивается к ней). Я хочу видеть свой гроб! Где гроб? Вы ведь принесли его с собой? (Вольфгангу.) А как ты, ветрогон? Помнишь, я звал тебя ветрогоном? Как ты поживаешь, милый ветрогон, и что поделывает твой покойный отец?

Вольфганг. Это рок! Я и сам не знаю, как могло до этого дойти?

Клаузен. Что вы только что сказали, господин профессор?

Вольфганг. Еще неизвестно, отец, кто из нас двоих более несчастен.

Клаузен. Знаете ли вы, господин профессор, что, когда вы рождались на свет, я двадцать четыре часа не отходил от постели вашей матери? Когда вы появились на свет, ваша головка имела неправильную форму. Я заботливо выправил ее – она была еще мягкой. Я немало помог вам при рождении. Но теперь ваша голова весьма отвердела, она не так легко поддается новой лепке.

Вольфганг. Отец, это все такое далекое… Я только хочу сказать тебе…

Клаузен. Позвольте, вы ведь профессор, может ли наша философия логически объяснить, почему при вашем рождении я так заботился о вас? И почему мы оба – я и паша мать – плакали от радости, когда я укачивал вас на руках? Почему я был так слеп и не разглядел, что прижимаю к сердцу своего убийцу?

Вольфганг. Что я могу ответить на этот ужасный и несправедливый упрек?

Клаузен. Не надо ответа! Нет ответа! Я советую вам только молчать, как молчат пойманные с поличным преступники!

Вольфганг. Я никогда не был преступником и сейчас я – не преступник!

Клаузен. Разумеется, нет, если отцеубийство – не преступление!

Ганефельдт. Господин тайный советник, ведь дело может быть прекращено!

Беттина. Папа, мы откажемся от всего. Нам казалось, что это для тебя же лучше; никто не застрахован от болезни, но хороший уход, думали мы, вылечит тебя. Ведь ты здоров! Ты душевно крепок. Это может завтра же выясниться.

Клаузен. Для меня уже нечего выяснять. Все выяснилось. Не войте и не хнычьте, не выдавливайте крокодиловых слез! Женщина родила на свет кошек, псов, лисиц и волков. Они десятилетиями бегали по моему дому в образе детей, в человеческом образе. Почти целую жизнь ползали они вокруг меня, лизали мне руки и ноги и внезапно разорвали меня клыками.

Оттилия. Ты несправедлив к нам! Мы можем делать ошибки, но мы верили, что поступаем правильно. И у тебя были промахи. Мы стремились только наладить отношения. Если это удастся, то сегодня же или завтра все пойдет по-старому.

Клаузен. Сударыня, кланяйтесь вашему суфлеру!

Беттина. Отец, отец! (Пытается припасть к его рукам.)

Клаузен. Прочь, мегера! Не брызгай на меня своей слюной!

Гейгер (очень просто и решительно). Вы своего добились… Я предложил бы вам лучше уйти. Сейчас неподходящий момент для примирения.

Тайному советнику становится дурно. Быстро входит Инкен , за ней Винтер, неся на серебряном подносе графин с коньяком.

Штейниц. Сердце, сердце!..

Инкен (наполняет фужер коньяком). Это ему много раз помогало.

Штейниц. Слава Богу, что вы образец спокойствия, фрейлейн Инкен.

Инкен (чрезвычайно бледная, спокойно). Остается только действовать!

Вуттке и профессор Гейгер мягко удаляют дочерей и сына Клаузена из комнаты.

Занавес

Действие пятое

В квартире садовника Эбиша и его сестры. Низкая комната; потолок с изъеденными червями потемневшими балками. Справа на переднем плане обыкновенный клеенчатый диван; над ним на стене фотографии, семейные портреты в рамках. Перед диваном стол, покрытый простой скатертью. Висячая лампа тускло освещает комнату, обставленную мебелью первой половины XIX века. Старая горка наполнена всякими сувенирами: стаканчиками с курортов, сахарницами и т. п. На стене несколько олеографий, два гипсовых барельефа – копии со скульптур Торвальдсена [53], какие можно купить у разносчика. Дверь слева ведет в небольшую прихожую, дверь справа – в спальню. В задней стене два небольших окна. На подоконниках много растений в горшках, на полу лоскутные коврики. В комнате несколько птичьих чучел: кукушки, дятла, зимородка.

Фрау Петерс и Эбиш сидят за столом. Она с вязаньем, он углублен в чтение. На дворе темная ночь. Буря. Часы прокуковали одиннадцать.

Фрау Петерс. Уже одиннадцать. Пора спать, Лауридс.

Эбиш. Только бы погода опять не натворила беды. Всегда свалят все на садовника.

Фрау Петерс. Служишь – подставляй спину! Пускай говорят, а ты, Лауридс, не обращай внимания!

Эбиш (подходит к окну). Ишь как пляшут сухие листья! Бум! Слыхала? Это, наверно, опять ветер выбил дюжину стекол в большой оранжерее. (Слышен звук разбитого стекла.) А дождь! Дождь! Слышишь, как льется по желобу? Опять погреб зальет. Только обсушили. Когда же он перестанет? Опять во всем доме заведется плесень.

Фрау Петерс. Собака воет. Не впустить ли ее в дом?

Эбиш. Зачем? Конура не протекает… А у пастора еще свет. Верно, готовит на завтра проповедь.

Фрау Петерс. Пойду-ка завтра в церковь, Лауридс!

Эбиш. А я нет, у меня там ноги мерзнут. Уж больно долго тянет он проповедь. Ну и дождь: на метр вверх брызги летят.

Фрау Петерс. Мало радости тому, у кого нет крыши над головой.

Эбиш. Мало радости, это правда… Ты сегодня получила письмо от Инкен?

Фрау Петерс. Они вернулись из Швейцарии. Пока все идет своим чередом.

Эбиш. Вот уж привалило счастье девчонке!

Фрау Петерс. Счастье ли это, не знаю. Нужно спокойно обождать.

Эбиш. Ну, насчет завещания – ты ведь сама говорила…

Фрау Петерс. По крайней мере доктор Вуттке сказал, что тайный советник на случай своей кончины отказал Инкен свое имущество в Швейцарии и наличность.

Эбиш. Эх, может, и правда! Я ей желаю… И с тем, спокойной ночи!

Фрау Петерс. Спокойной ночи!

Эбиш направляется в спальню.

Послушай, Лауридс, опять собака воет.

Эбиш. Боится. Шум-то какой в оранжереях…

Фрау Петерс. Нет, Лауридс. Кажется, кто-то хочет войти…

Эбиш. Калитка открыта. Пускай входит. Может, почтальон, как намедни.

Фрау Петерс. Лауридс, собака из себя выходит.

Эбиш. Чего там! Верно, кошка пробежала. Пускай лает. Ну, доброй ночи!

Фрау Петерс. Что, если тайный советник еще раз предложит переехать к ним в Арт, в Швейцарию? Согласишься?

Эбиш. Нет… не годится. Племянница будет верхом ездить, а дядя для нее в конюшне коней скрести.