– Карманники, – вполголоса предупредил Эрван: – Держимся плотно, следим за мешками.
Протиснулись мимо лотков с нераспроданными устрицами, начинавшими издавать характерный запашок. Продрались сквозь рыбные ряды, где на скользких прилавках рядами лежали разделанные тунцы. Прошли мимо зеленщиков, едва видимых за душистыми кипами своего товара. Мясной ряд, пекарный…
Наконец, прорвавшись сквозь сутолоку продовольственных рядов, достигли ремесленного квартала.
Облегчённо вздохнули: покупателей тут было не в пример меньше. Огляделись.
Лавки выходили одной дверью на улицу, ведущую к гавани, а другой – на рынок. Там же, под нехитрыми тентами из старой парусины, ремесленники и выкладывали свой товар.
Эрван сбавил шаг, завертел головой: эх, рассмотреть бы не спеша… Да времени не хватало.
Ну и что подарить?
Эрван в смущении почесал затылок: дела… четыре года знаком с человеком, а что тот любит – выяснить не удосужился!
Ладно, сейчас прикинем… Хлыст раньше преподавал навигацию – значит, можно подарить астролябию, карты или квадрант. Нет, не годится: вдруг он, прикованный к суше, расценит это как насмешку уходящего в море? Да и сыт он по горло небось всей этой штурманской наукой. Да и не видно на рынке ничего подходящего.
Ага, вот посудный набор. Красивый: изящная пара ножей, двузубые вилки чернёного серебра… Ну да, вот обрадуется такому подарку одинокий стареющий человек!
Эрван поскрёб подбородок: задачка оказалась не из лёгких.
Меж тем парни у него за спиной даром времени не теряли. Свисток уже умудрился купить разлапистый коралл с голову размером и теперь осторожно прижимал его к груди, стараясь не повредить хрупкие отростки.
– Хм… – Эрван с недоумением оглядел розовые ветки. – Ты это кому?
– Домой, ясное дело! – Свисток округлил глаза. – Сёстрам отправлю, кому ж ещё!
– Ага. Сёстрам, значит, – Эрван хмыкнул. – За пятьсот миль. Посуху, в тряской телеге… Ты понимаешь, во что он превратится? Хорош подарочек!
Свисток ойкнул и исчез – только его и видели.
Покупка Аптекаря оказалась иного свойства: тугой холщовый пакет с фиолетовым клеймом.
– Отцу, – коротко пояснил он, заметив взгляд Эрвана. – Лечебные травы. У нас таких нет – вдруг помогут?
Конюх своё приобретение сразу упрятал за пазуху и нахмурился, заранее пресекая неуместные расспросы.
Время уходило. Эрван осмотрел все сувенирные, гончарные, скобяные лавки… Оставались только кузнецы. Хотя дарить оружие у Эрвана и в мыслях не было, он с отчаяния направился к пирамидам багров, связкам абордажных топоров и тускло блестящим тесакам. У третьего по счету прилавка Эрван замер: двери лавки были широко раскрыты, и он без помех разглядел скудное убранство комнаты, слабо освещённой пламенем камина: колченогие табуреты возле грубо сколоченного стола; древний громоздкий буфет; несколько расписных тарелок на серой каменной стене и среди них – броское овальное пятно.
Гравюра?
Эрвана отделяло от неё не меньше пятнадцати футов, да и трудно было разглядеть детали в вечернем сумраке, но Эрван не сомневался – фоморская работа. Эрван с детства удивлялся способности нордов обычным резцом, без всякой краски, передавать тончайшие оттенки тёмного. Бледно-жёлтый цвет гравюры, различимый несмотря на розоватые отсветы огня, не оставлял сомнений – рисунок на кости. Он тревожил, завораживал, притягивал взгляд… Вроде и не разберёшь толком – а глаз не отвести!
Эрван застыл, не моргая. Минута. Другая… Третья… По щекам потекли слезы. Мир вокруг размылся, а картина словно приблизилась к нему, обрела чёткость.
Неизвестный резчик был гением. Непонятно, как он смог добиться такого эффекта, но крутобокие валы с барашками на вершинах, темно-серые тучи над мачтами, туго надутые паруса корабля, режущего кипящий океан, – все будто двигалось, разве что звуков не издавало. Ярились пенные буруны под форштевнем – судно, казалось, вот-вот пересечёт границы картины и окажется в комнате.
У Эрвана возникло ощущение, что он смотрит в иллюминатор. Потом в воронку. В ушах зазвенело, подкатила тошнота, в висках застучала кровь. Краем гаснущего сознания Эрван ощутил, что вот-вот упадёт. Сил отвернуться уже не оставалось, единственное, что он сумел сделать, – закрыл глаза.
– Эй, парень! Ты что, спать тут собрался? Может, лежак вынести? – Хозяин лавки, все это время наблюдавший за Эрваном из-за груды железок, решил, что клиент достаточно насмотрелся.
– Нет, спасибо, – Эрван затряс головой. Сглотнул. – Уже выспался.
– Вот и хорошо. Брать что будешь или так, зенки пялить?
К вечеру продавцы становились куда менее вежливыми и предпочитали брать быка за рога.
– Может, и буду, – Эрван старался говорить с безразличной ленцой. – Картина у вас вон интересная. Она продаётся? Взглянуть можно?
Глаза хозяина алчно сверкнули.
– Тут все продаётся. Взглянуть можно. Погоди только, сам вынесу. Нечего тебе внутри делать.
Лавочник недовольно пробурчал что-то, однако быстро и сноровисто, будто кошка, взлетел по каменному крыльцу, проник в комнату, метнулся к стене, сорвал картину и вернулся. На всё про всё не ушло и пяти секунд.
Эрван осторожно, обеими руками, взял костяную пластину. Она оказалась неожиданно тяжёлой и чуть тепловатой.
Может, от камина нагрелась?
Эрвану не раз доводилось видеть фоморскую резьбу: через горные перевалы, вечно пребывающие в состоянии полувойны-полумира, иногда проникали их купцы. Само собой, вглубь материка чужаков не пускали, и торг разворачивался прямо на заставе. Северяне везли грубо выделанные шкуры, перемётные сумы, до отказа набитые гагачьим пухом, связки мехов диковинных белых лисиц.
И резную кость.
Все сюжеты изображений сводились к одному – охоте. На птиц, рыбу, диковинных зверей ростом с медведя… Иногда попадались ещё пластины с непривычными узорами из тонких штрихов. Такие ценились особенно: говорили, что, если смотреть на рисунок достаточно долго, – линии на нём оживают. Следить за их извивами – и удовольствие, и отдых. Утверждали даже, что обладатель такого чуда не нуждается в сне.
Эрвану, само собой, не довелось это проверить: откуда деньги у мальчишки с захудалой заставы?
Но Эрван, хоть и видел подобное лишь издали, знал твёрдо: такие узоры никогда ничего не изображают – хаотичное переплетение линий, и всё.
А здесь… Изящный контур судна, скользящего по бурным водам. На заднем плане менее детально, но вполне узнаваемо – горные пики и остроносые рифы в бурлящих венцах. Выше – чёрное небо, изрезанное плетями молний. Совсем далеко, почти на линии горизонта – полупризрачные силуэты диковинных кораблей с парусами, похожими на крылья.
Вряд ли неизвестный фомор мог часто видеть людские суда – откуда? Тем не менее оснастка корабля была видна в мельчайших подробностях: грот и фок зарифлены, кливера и стаксель на бушприте туго надуты ветром, над ними – белая полоска штормового вымпела.
Судно явно силилось уйти от преследователей, но мрачное ощущение, пронизавшее картину, не оставляло сомнений – попытка безнадёжна.
– Откуда это у вас? – Эрван с трудом отвёл взгляд от обречённой шхуны.
– Да так, купил по случаю, – хозяин лавки дёрнул плечом: то ли от холода, то ли от каких-то неприятных воспоминаний. – Ну как, берёшь?
– Смотря сколько просишь… – осторожно начал Эрван, стараясь не выдать интереса. Торговаться он умел с детства, без этого бедняку жизни нет. Однако лавочник торгом себе на хлеб зарабатывал и, конечно, заметил всё: и жгучий интерес Эрвана, и нарочито небрежный вид, который тот пытался на себя напустить.
– Семь ауреусов! И по рукам! – Лавочник довольно подмигнул.
