— Мне не пришлось его искать, меня самого к нему привезли. В качестве пленника. И я вынужден был отвоевать себе свободу.
— Де Морель, вы являетесь ко мне добрым Ангелом Хранителем и рассказываете, как освобождаете меня от моих заклятых врагов таким спокойным и будничным тоном, словно сходили на парфорсную охоту. Скажите, о каком наследстве идет речь? Разве вы состоите с Лордом в родстве?
— Нет, конечно. Но Лорд знал о кое-каких делах моего предка Тьёдвальда Темного, основателя нашего рода. У Лорда, как я вам сказал, хранилась одна часть манускрипта. Вторая, по его словам, находится у вас. И мне необходимо с ним ознакомиться. С вашего позволения, конечно.
— Де Морель, я вам стольким обязан, что просто не могу отказать в вашей просьбе. Я отлучусь на одну минуту, прошу прощения, — д'Антре встал и легкой, почти танцующей походкой, удалился.
— Надеюсь, месье де Морель, вы простите мне мой проступок? Я искренне сожалею, что стала причиной вашего ухода из привычного для вас мира. В большинстве случаев ни у кого из нас не было выбора. Добровольный уход из человеческой жизни — явление крайне редкое, во всяком случае, на моей памяти не было ни одного. Будь у нас выбор, я думаю, что мы все отказались бы от такой жизни, пусть она и вечна. Я искренне прошу у вас прощения. Мне очень жаль, что пришлось так поступить. Я тогда невольно прочла ваши мысли и знаю, причиной скольких несчастий стала для вас. В вас есть что-то такое, что отличает вас от обычных людей, да и вампиров тоже. Поэтому я считаю, что ваше перевоплощение — огромная ошибка.
Я молчал, не зная, что ей ответить. Теперь я понимал, что у нее не было другого выхода, но моя столь долгая и всепоглощающая к ней ненависть еще не прошла. Я пока не был готов простить ее. Это был не просто проступок — это было преступлением.
— Сказать по-правде, я не вижу в этом свитке никакой ценности. Сколько я ни старался найти какой- либо смысл в тексте этого манускрипта, так и не смог. Может, вам повезет больше, чем мне. Прошу вас, — сказал подошедший в это время шевалье и протянул мне старинный пергамент.
С волнением я развернул свиток. На нем такой же вязью, что и в первом фрагменте было написано:
— Д'Антре, Вы сказали, что для вас этот манускрипт не имеет никакой ценности. Не могли бы вы уступить его мне. А в качестве платы я готов оставить вам вот это, — с этими словами я протянул ему два сапфира, — хочу сказать, что камни такого василькового цвета добывают только в Индии и называют кашмирскими. Вы нигде больше не найдете камни такого веса и цвета, эти в цене уступают только алмазам такой же величины.
Он взял камни и стал рассматривать их на просвет.
— Да я ничего и не понял из этого текста, хотя честно пытался. Зачем мне, скажите на милость, какой-то талисман? Я же не наследник этого 'дракона'. И зачем мне бессмертие, если я им и так владею? Но я обошел все монастыри и церкви, которые стоят в горах, и знаете, только один из них мало-мальски подходит под это описание. Этот монастырь стоит высоко, на одном из склонов Монблана. Он высечен в скалах и о нем почти никто не знает. Я был там, смог пробраться в него только благодаря нашим особым качествам. Но и там я не нашел ничего, что мне показалось бы ценным. Наоборот, в этом монастыре настолько суровый устав и аскетическая жизнь, что даже монастырские крысы живут лучше, — говоря это, шевалье продолжал рассматривать камни. — Так что я думаю, вы прогадали, дорогой де Морель, отдав мне свое сокровище.
— Ну что же, тем хуже для меня, — подвел я итог нашему разговору и поднялся с кресла. — Благодарю вас, месье д'Антре, вы оказали мне неоценимую услугу. Больше не смею вас беспокоить и прошу разрешения удалиться. У меня срочные дела во Франции и я не могу задерживаться.
— Как? Вы так скоро оставляете нас? Я надеялся, что вы задержитесь на пару дней, — вполне искренне воскликнул шевалье, — мне не терпится расспросить вас о ваших победах. Ну же, де Морель. Прошу вас.
— Обещаю вам, как только у меня появится такая возможность, я навещу вас. У нас будет время на долгие беседы: ведь впереди — вечность.
— В таком случае не смею вас больше задерживать. Отпускаю с надеждой на скорую встречу.
Я вернулся в Париж. Тибальд продолжал поиски Орианны, но безрезультатно, поэтому ничего утешительного сказать не мог. Она исчезла, словно ее никогда и не было в нашей жизни.
Я рассказал друзьям о результатах своего путешествия и о дальнейших планах побывать в том загадочном монастыре, о котором мне поведал д'Антре.
— На этот раз я отправлюсь с вами, господин Мишель. Мало ли что может произойти в горах.
Мне не хотелось обижать Тибо отказом, и я согласился.
Вечер. Солнце, словно огромный красный шар, лежащий между двух скал, как в огромных ладонях великана, окрасило в розовый цвет белоснежные ледяные склоны гор. Едва уловимый ветерок посвистывал в скалах. Снег чистым нетронутым одеянием скрывал под собой черные отроги Монблана. Лес, подступавший к самому подножию горных вершин, топорщился зеленой щетиной. Здесь, на самом верху Альп, царила вечная зима.
Тибо, взобравшись на высокую сосну, рассматривал горного козла, который неподвижной статуей застыл над самым обрывом в пропасть. Ноздри Тибальда дрожали от возбуждения. Он подобрался, как горный барс перед прыжком. Ничто в этот момент не могло отвлечь его от охоты. Одним молниеносным броском он сорвался с вершины сосны и стремглав понесся к своей жертве. Снег, завихряясь, скрывал его едва заметные следы. В последний миг животное, почувствовав опасность, бросилось со скалы, но Тибо успел перехватить его в прыжке и, упав, покатился с добычей по склону, вздымая снежные фонтаны.
Несколько дней нам пришлось изучать горные отроги и глубокие ущелья, прежде чем мы наткнулись на монастырь, о котором говорил шевалье д'Антре. Он находился в глубоком ущелье, в самом недоступном для людей месте. На отвесной скале, высоко, почти у самого верха, еле различимо виднелся вход в пещеру. Он тонкой черной щелью темнел на сером камне. Ветер сдувал снег со скал и, присмотревшись, можно было заметить едва заметную нить тропы, вьющуюся вверх по вертикальной стене.
— Здорово спрятались. Отшельники, — прошептал благоговейно Тибальд и осенил себя крестным знамением. — Храни их и нас, Пресвятая Дева Мария.
