Приходили друзья, старались ободрить. Асе он ничего не сказал – было стыдно.
Вернувшись домой, с удвоенной силой принялся искать работу. Не находил. Бывает иногда такой период, когда остается лишь замереть и ждать, когда нужна передышка. Дети оставались у бабушки с дедушкой. Ольга устроила из-за денег скандал. Порвала все партитуры, изувечила клавиши фортепьяно, разбив их молотком, и убежала к соседям, испугавшись того, что натворила. Черная муть заволокла Андрею глаза, вползала змеею в мозг, круша преграды, взвивая вихрь злобы и мести. Тварь! Елена! Убить! Где топор? Зомбированный своими мыслями, он подхватился. Его закружило предвкушение мести. Надо создать штаб! У каждой армии есть штаб. И еще связной пункт! И арсенал! Так. Все по порядку. Собираем ножи, стамески, топор, молоток. Бобина с веревкой тоже пригодится. Строим баррикады. Связной пункт в маленькой комнате. Осторожно. Враг не дремлет. Вперед! Топором, на абордаж. Тьфу ты, черт! На штурм! Шагом марш! Косяк двери железный, дверь тоже. Так, устраиваем военный совет. Ясно. Топором тут не возьмешь – будем выкуривать! Топором можно порубить табуретки, пару старых газет на поджиг. Вот и костерок! Теперь в связной пункт. Быстро! Надо сказать о бомбах! Подложили взрывчатку, как на Гурьянова. Оперотряд – на выезд, надо спасать людей! Помогите! Ха-ха-ха!
Когда приехала милиция, «Скорая помощь» и спецназ, Алексея корежило. Он тупо сжимал в руке нож, сидя на полу в ступоре, но ни на кого даже не замахнулся. В глазах стояла страшная пелена потустороннего мира. «Елена!» – прошептал он, глядя на испуганную жену. «Не узнает!» – всхлипнула та. Потом были выбитые зубы, каталажка, суд и затем психиатрическая клиника тюремного типа.
Андрей очнулся от холода. Было темно и промозгло. Зимняя поземка бросала манную крупицу снега за шиворот, леденила руки, норовила забраться внутрь, поглубже, со всей силы прицельно запустила одну из крупинок в глаз. Надо было ехать домой, к матери. «Все уже прошло, – напомнил он себе, – надо писать все с чистого листа – по-новому. Съезжу в монастырь. Приду в себя. Найду работу. Налажу контакт с детьми. Жениться больше не буду. А потом, потом, через несколько лет, когда все уляжется, я убью Елену! И допишу роман».
Север-ь-Ян
Северьян задумчиво смотрел на раскинувшийся за окном город, на множество огней, непредсказуемо манивших в ночи. Жил он на пятнадцатом этаже, откуда открывалась потрясающая панорама города. Переехав из разваливающейся пятиэтажки, он не задумываясь согласился на этот этаж. Вбухав все сбережения в ремонт, он первым делом заказал переделку маленькой двушки, обговорив главным пунктом снос всех стен и огромные от пола до потолка окна. И никогда об этом не жалел. Любовь к простору и высоте была у него в крови. Маленьким мальчиком он без страха забирался на крыши, лазил по стройке и ходил по скрипящим хлипким балкам на головокружительной высоте совершенно спокойно. Теперь он чувствовал себя уютно и комфортно в квартире, превращенной его стараниями в студию. Белые стены и ковры создавали атмосферу стерильной чистоты, но умело подобранная мебель и картины разбавляли ее, создавая вокруг наполненное светом и негой пространство. Кожаный диван сиреневого цвета и такие же кресла, стеклянные невесомые стеллажи и стойки, люстра сиреневатого оттенка, сделанная на заказ в Италии из муранского стекла с вкраплениями алых капель, – все это было со вкусом собрано и продумано самим Северьяном. Друзья говорили ему, что, будь он дизайнером, зарабатывал бы миллионы. И действительно, к нему частенько обращались с просьбами о декорировании многочисленные друзья, знакомые и клиенты, суля небывалые гонорары. Но он только отмахивался, говоря, что ему недосуг этим заниматься, так как для того, чтобы создать интерьер, надо понять душу самого заказчика, а это требует огромных усилий и приводит к разочарованиям. Время от времени он все же давал советы знакомым. Пытаясь указать им на негармоничность того или иного предмета интерьера, подбирал им увиденный где-то ранее комод, или письменный стол, или картину. Но это было нечасто.
Он рассеянно глядел на город, не видя его, и думал о Тоне, о своей первой любви. Почему все-таки их дороги разошлись? Неужели не было другого пути?
Северьян много ездил по миру, и времени у него всегда не хватало. Многочисленные знакомые перестали сердиться на него, потому что знали – это бесполезно. «Не хочешь – не общайся, – говорил он, – но я так живу. Если у меня нет времени на себя, я не могу тратить его на другого. Когда будет возможность, пообщаюсь с удовольствием».
Он стоял перед распахнутым окном и думал о том, как странно сложилась его жизнь. В детстве он мечтал быть летчиком – его всегда тянуло в небо. Но мама отдала его в балетную школу, мечтая, чтобы сын стал таким же известным, как Нуреев или Барышников. Вначале во дворе и в школе над ним смеялись, и Северьян очень страдал. Потом он поставил матери условие: «Хочешь, чтобы я ходил в балетную школу, отдай меня и на карате, или я никуда больше не пойду». Мать долго сопротивлялась, но, видя упорство и решительность сына, сдалась и отвела его в спортзал. Так мальчик стал заниматься совершенно противоположными вещами: балетом и карате. Когда сверстники поняли, что он может за себя постоять, смеяться над ним перестали. Маленький, щуплый и стройный Северьян обладал несгибаемым упорством и крепкой хваткой. Победить его было почти невозможно – он сражался до конца. Одноклассницы поголовно влюбились в мальчика, какая-то незримая притягательная сила жила в нем. Гибкость и сила взаимно помогали ему и в карате, и в балете. Мастера хвалили его и прочили большое будущее. Когда перед ним встал выбор, мать настояла на балете и Академии хореографии. Северьян сдался, потому что очень любил мать, которая его и воспитала, работая сутками хирургической медсестрой в больнице. Отца он не знал, бабушек и дедушек у него не было. Про отца мать говорила неохотно, скупо отвечая сыну, что они не сошлись характерами и тот уехал на заработки куда-то на Север и с тех пор не объявлялся. Бабушка и дедушка его со стороны матери были геологами и пропали без вести в какой-то экспедиции задолго до рождения внука. Грузный и веселый сосед дядя Вася, который иногда помогал матери с хозяйственными делами и починкой старенькой «шестерки», не выглядел в его глазах настоящим мужчиной. Он рассказывал мальчику сальные анекдоты и сам же оглушительно смеялся над ними. Хотя он был неплохим человеком, Северьян его недолюбливал, подсознательно ревнуя мать к старому холостяку. Наверное, между ними что- то было, хотя точно он этого не знал.
Мальчик часто ездил на выступления, участвовал в конкурсах, и в шестнадцать лет его заметил известный балетмейстер. Он присудил ему победу и кубок и после его вручения подошел поздравить юного лауреата. Северьян был счастлив.
– У тебя большое будущее, друг мой, – заметил слащавым голосом балетмейстер. – Меня зовут Роман Кандаурский, ты, наверно, обо мне слышал?
– Да, – ответил мальчик с придыханием, глядя влюбленными глазами на всемирно известного человека. – Кто же о вас не слышал!
– Я думаю, что возьму тебя к себе в подтанцовку, мы репетируем сейчас «Щелкунчика», – покровительственно похлопал его по плечу тот. – Я сделаю из тебя звезду. У тебя интересное имя – Северьян Полунин. Думаю, что под этим именем тебя узнает весь мир. Как тебя зовут обычно – Север или Ян?
– Только Северьян, – ответил мальчик.
– Я буду звать тебя Север. Ты такой тонкий, холодный, прозрачный, как льдинка. Это имя тебе подходит. Надо отметить нашу встречу. Я приглашаю тебя в ресторан, а потом отвезу домой.
Мальчик счастливо кивнул головой и доверчиво пошел со своим кумиром, совершенно забыв о Тоне, которая ждала его на выходе. Мать же на этом конкурсе присутствовать не смогла – вызвали на внеплановую операцию в больницу.
В ресторане они засиделись. Роман много расспрашивал мальчика о его детстве, о том, как он стал заниматься балетом, о его семье. Он незаметно подпаивал его, смешивая различные алкогольные напитки. До этого ничего, кроме пива да шампанского на Новый год, Северьян не пробовал, но постеснялся признаться в этом и поэтому пил все, что балетмейстер ему наливал. Совсем скоро его развезло, и он заплетающимся языком произнес:
– Мне плохо, меня тошнит.
Роман отвел его в туалет, и там Северьяна вырвало.
Роман озабоченно вытер ему рот бумажным полотенцем и сказал:
– Друг мой, ты слишком много выпил. В твоем возрасте это нехорошо. Я думаю, что в таком виде ты не можешь показаться маме. Поехали ко мне домой, я дам тебе «Алкозельтцер» и напою чаем. А там либо ты придешь в себя и я отвезу тебя домой, либо ты позвонишь матери и скажешь, что
