остался ночевать у друга.
Он повел шатающегося мальчика к выходу, всучив по дороге официанту крупную купюру и кивнув:
– Сдачи не надо.
Официант понимающе усмехнулся. Господин Кандаурский был у них частым гостем.
Роман жил в старом доме на Арбате, расселив коммунальную квартиру и получив в результате шикарные апартаменты в небольшом старинном особнячке на третьем этаже. Вся квартира его была наполнена кричащей роскошью нувориша, не умеющего создавать стиль, а ценящего только стоимость вещи. У мальчика разбежались глаза. До этого он ни разу не бывал в подобных квартирах. Они с мамой жили в старой, облупленной, ветхой пятиэтажке, где все квартиры были меблированы недорогой польской, румынской и советской мебелью, добротной, но кондовой и невзрачной.
– Проходи, раздевайся, будь как дома, – пригласил Роман. – Ты что будешь – чай или кофе?
– Кофе, если можно, – робко попросил Северьян.
– Можно, – ответил тот и ушел на кухню.
Мальчик прошел в гостиную и сел в глубокое и мягкое вольтеровское кресло. Его клонило в сон. В теле была какая-то слабость. После конкурса, выложившись полностью, а потом выпив в ресторане, он чувствовал себя выжатым как лимон. Через несколько минут в комнату вошел Роман и поставил на столик чашку ароматного кофе и вазочку с шоколадными конфетами.
– Пей, – сказал он, – А я поставлю музыку. Ты любишь Чайковского?
Северьян взял со стола чашку и отхлебнул тягучий и вязкий ароматный кофе с привкусом коньяка. В комнате заиграла музыка, со всех сторон обволакивая мальчика чарующей мелодией «Лебединого озера». Поспешно допив кофе, чтобы не расплескать его, Северьян откинулся в кресле и закрыл глаза. Сильные руки подняли его из кресла, и успокаивающий голос прошептал ему в ухо:
– Ты устал, поспи немного, я тебя разбужу.
Он еще слабо чувствовал, как Роман положил его на мягкую постель и стал раздевать. Потом мальчик провалился в сон.
Проснулся он от сухости во рту. Страшно хотелось пить. Голова раскалывалась, и в мозгу словно бухали удары молота по наковальне, сердце заходилось в истерических перестуках, стремясь выскочить из груди. Во всем теле была непонятная боль и ломота. Северьян попытался открыть глаза. Все плыло. Наконец с трудом он сел на кровати, держась за нее обеими руками. Вокруг была незнакомая обстановка, и мальчик с трудом припомнил, где он и почему. Ему тут же стало стыдно за свое поведение и за то, что, наверно, его мама о нем страшно беспокоится. Он обвел глазами комнату в поисках телефона. Одежда аккуратно висела на стуле. Рядом на кровати раскинулся голый Роман. Мальчику стало неудобно, и он подумал: «Наверное, он так всегда спит. А я тут ему свалился на голову и еще мешаю». Он попытался встать и понял, что все его тело пронизано странной болью. С трудом поднявшись, он побрел на поиски ванной. Выпив литра два воды из-под крана, встал под душ и испугался: бедра его были чем-то испачканы, анальное отверстие пульсировало жгучей болью. Вытеревшись насухо, он тихо прошел в комнату. На часах было восемь утра. Северьян стал неловкими дрожащими руками натягивать на себя одежду.
– Ты куда-то собрался? – окликнул его чей-то голос.
Северьян обернулся. Роман лежал на кровати и с ехидным прищуром смотрел на него.
– Да, – дрожащим голосом ответил мальчик. – Мне надо домой.
– Ты можешь не торопиться, ты же вчера позвонил матери и сказал ей, что остаешься у друга Николая. Забыл?
– Забыл.
– Давай пить кофе и завтракать. Заодно и поговорим о твоем будущем. Я помню свои слова. С сегодняшнего дня ты зачислен в мою труппу. Ты будешь танцевать во втором составе. Сейчас, как я уже говорил, мы репетируем «Щелкунчика».
Северьяну очень хотелось спросить о том, что же произошло сегодня с ним ночью. Конечно, он не был идиотом, но уж больно страшная и неприятная мысль настойчиво лезла ему в голову. Спросить об этом было страшно и неудобно, да и он никак не мог выбрать момент. Только мальчик открывал рот, как тут же ему становилось жутко, и он поспешно его закрывал.
Сидя на кухне с Романом, Северьян пил крепкий черный чай, неловко держа в руке изящную чашку из тонкого китайского фарфора. От одного вида еды его начинало тошнить.
– Лучший способ прийти в себя после похмелья – выпить рюмочку, – заявил Роман и чуть ли не силой влил мальчику в рот рюмку какой-то настойки.
Северьяна едва не вырвало. Он с трудом удержал в себе эти позывы, поспешно запив настойку чаем.
– А теперь давай поговорим, – сказал Роман. Взгляд его тут же стал жестким и колючим. – Я не буду вешать тебе лапшу на уши, а поговорю с тобой прямо. Ты знаешь, что в нашем мире всего можно добиться только через связи, знакомства и протекцию. Одного таланта мало. Скажи, у тебя есть связи? Можешь не отвечать. Я и так знаю, что нет. Если у тебя нет связей, так, может, у тебя есть деньги или твои родители очень известные люди, которые могли бы тебе помочь с карьерой? Нет. Я так и думал. Ты можешь добиться чего-то, только если найдешь себе богатого покровителя или женишься на какой-нибудь престарелой поп- звезде или другой богатой старушке. Тебя не привлекают богатые старушки? Что я говорю? – спохватился притворно Роман. – Какие старушки? Тебе же только шестнадцать лет, и у тебя впереди вся жизнь! Какие тут морщинистые бабушки с их отвислыми прелестями? У тебя уже были девочки?
– Нет, – ответил Северьян и зарделся.
– Ага, так ты у нас еще девственник! Ну, это дело поправимое, – засмеялся Роман. – Значит, так, малыш. Я могу устроить для тебя головокружительную карьеру, ты будешь танцевать одни только ведущие партии, если только ты будешь снисходителен к моим старческим слабостям и будешь меня немножко любить, слушаться и уважать. Подумай над этим. Сейчас можешь не отвечать. Я отвезу тебя домой, а завтра жду на репетиции. Ты принят в труппу. Когда будешь решать, не забудь о том, что твоя мать одна горбатилась на двух работах в надежде на лучшую для тебя долю. Ты сам мне вчера об этом рассказывал, так что, малыш, можешь оправдать ее надежды или нет. Можешь сделать ее счастливой. У тебя будет все: слава, известность, деньги, поклонники – все, чего ни пожелаешь. Твоя мама скоро станет старой. Ей нужны будут деньги на лекарства, лечение, санатории. Она заслужила комфорт и покой, хорошие вещи и отдых. Подумай о том, что ты можешь позаботиться о ней и дать ей все.
Роман поднялся и пошел в комнату.
– Одевайся, – бросил он мальчику через плечо. – Я отвезу тебя.
Северьян в каком-то ступоре послушно поднялся и пошел одеваться. Через несколько минут он стоял в коридоре полностью готовый к выходу.
– Пойдем, Север, – приобнял его появившийся Роман и открыл дверь.
Когда машина остановилась, Кандаурский повернул мальчика к себе, взял его рукой за подбородок, посмотрел ему в глаза и жестко поцеловал в губы.
– Иди, – сказал он. – Жду завтра в 11.00 на репетиции.
Северьян поспешно выскочил из машины и опрометью бросился в подъезд. Взлетев одним махом на четвертый этаж, стал бестолково и судорожно искать ключи. Вытащив их дрожащей рукой, слепо тыкал в замок. Потом наконец успокоился и кое-как открыл дверь. Мать была на работе. Северьян прислонился к дверному косяку и вздохнул. Во рту было муторно, на душе тоже. Он медленно прошел в свою комнату и повалился ничком на кровать, закрыв голову подушкой. Рыдания из глубины груди рвались наружу. Мальчик подавил их усилием воли. Долгие тренировки на карате и в балете дисциплинировали не только тело, но и ум. Северьян встал, снял одежду и пошел в душ. Там он открыл горячую воду и долго с ожесточением тер тело жесткой мочалкой, пока кожа не покраснела и не засаднила. Выйдя из ванной, он остановился в задумчивости. Ему очень хотелось с кем-нибудь поговорить, посоветоваться, рассказать кому-то о том, что произошло, но было не с кем. Мать устроила бы истерику и опозорила на всю школу, двор, город. Сосед дядя Вася тоже бы его не понял, и неизвестно, что сказал бы на эту тему. Говорить друзьям, что тебя опустили и сделали педиком, – хуже нельзя и придумать. Все его знакомые давно похвалялись своими победами над женским полом, откровенничая о том, кто, как, когда, с кем и сколько.
