Она последовала за Ником на кухню.
— Тяжелый был день?
— Да. А у тебя?
Ее взгляд упал на грязный след, оставленный Брэдом на кухне.
— А как ты думаешь?
Ник присел на стол, набивая рот пирожными.
— Ты испортишь себе аппетит.
— Ммм. Они того стоят. Еще теплые. — Его взгляд был задумчивым.
— Ну ладно, на здоровье. Ты не хочешь переодеться?
— Ты читаешь мои мысли.
Ник перевел взгляд на ее губы, слегка подался вперед и застыл в нерешительности. Что, черт побери, он делает? Он обращается с ней так, будто уже принял ее, будто ему приятна ее близость. Он не мог этого допустить. Стиснув зубы так, что начала дергаться щека, он отстранился. У нее на лбу залегла складка, и он мог поклясться, что в ее глазах мелькнула досада, но он сдержался. Чтобы не дать себе передумать, повернулся и направился к себе в спальню.
Ник натянул рубашку и шорты. Проходя мимо шкафа, он заметил, что там появились ее вещи — духи, сводившие его с ума своим сладковатым обольстительным запахом, черная бархатная резинка для волос, музыкальная шкатулка, которую он ей подарил.
День, когда они вернулись домой с побережья, стал роковым. Он очень соскучился по мальчикам и не мог позабыть ночи, которые она провела рядом с ним. Он утратил самоконтроль. Иначе перекинул бы Келли через плечо и отнес обратно вниз. А теперь он уже испробовал сладость ее тела и утратил решимость удерживать ее на расстоянии.
Он вышел из спальни, и на него опять пахнуло запахом свежей выпечки. Было что-то колдовское в этой картине — Келли на кухне, остывавшие на столе пирожные, его сыновья.
Он и Мери-Бет сознательно сохраняли дистанцию. Когда они въехали в этот дом, отношения между ними были не такими уж плохими. Она советовалась с ним по поводу обстановки, таскала по мебельным магазинам. Он уже начал думать, что между ними возможны нормальные взаимоотношения.
Потом он припомнил ночь, когда заболел Брэд, тогда еще совсем маленький. У него был жар, но Мери-Бет и не подумала отменить деловую встречу. Она сказала, что в этом нет особой надобности, поскольку Ник лучше ее ухаживает за мальчиками, когда они болеют. Горечь переполнила его тогда. Он убедился, что на нее ни в чем нельзя положиться.
И потом жена уходила почти каждый вечер. Он привык к этому и решил отныне рассчитывать только на себя. В мозгу вдруг вспыхнул образ Келли у плиты. Она умела позаботиться обо всех, и ее жизнерадостность притягивала его как магнит. Но как долго это будет продолжаться? Он боролся с ее притягательностью даже тогда, когда испытывал неодолимое желание заключить ее в объятия.
Ник надеялся, что однажды окончательно отторгнет ее от себя. Но после той ночи он не мог думать ни о ком и ни о чем, кроме нее. Он твердил себе, что в состоянии отказаться от нее в любую минуту. Пока он способен на это, он в безопасности.
На кухонной плите кипела большая кастрюля с водой, окно рядом с ней запотело от пара. Келли стояла у раковины спиной к нему.
— Тебе помочь?
Она бросила на него взгляд через плечо.
— Хочешь сделать салат?
— Думаю, что справлюсь. — Ему было все равно, какую домашнюю работу выполнять. — Где Брэд?
— Наверху, смотрит телевизор.
Они стояли бок о бок возле раковины, пока он мыл салат. От нечаянного прикосновения в нем вновь вспыхнуло желание. Его поразило, что одно легкое касание может заставить его забыть обо всем на свете. Он взглянул на часы.
— Ребята говорили еще что-нибудь, кроме того, что в школе было ничего себе?
— Оба сказали, что все нормально. Мне до смерти хотелось послушать, как у Скотта прошел первый день в высшей школе, но он ужасно спешил поиграть в хоккей на улице.
В кухню вразвалку вошел Скотт и привалился к столу.
— Па, я теперь в высшей школе.
— Спасибо за свежие новости.
— Мне теперь будут часто звонить, а я знаю, что ты предпочитаешь держать линию свободной для клиентов.
— Верно. — Ник провел рукой по волосам.
Он понял, к чему клонит Скотт, но хотел посмотреть, как парень собирается его раскрутить. Однажды он сделает из него неплохого адвоката.
— Тебе не кажется, что мне стоит обзавестись собственным телефоном? Здесь трудно разговаривать — очень шумно. Я смогу им пользоваться, чтобы сверять конспекты, а ты не пропустишь деловой звонок.
— А почему бы тебе не заниматься в библиотеке? — Сколько раз они с Келли так делали? Забивались в самый дальний угол, и он едва мог сосредоточиться, ожидая момента, когда сможет остаться с ней наедине.
— Ах, пап, просто скажи: да или нет.
Ник взглянул на Келли и уловил едва заметную дрожь ее рук. Он вновь повернулся к сыну:
— Нет. Вы хорошо изложили ваше дело, но мне кажется, мы должны дать шанс высшей школе, прежде чем что-либо предпринимать.
— Но почему?
— Потому что сейчас твоим основным занятием должна быть подготовка к колледжу. А телефон будет отвлекать тебя от занятий.
Скотт бросил на них кислый взгляд:
— Боже, но я ведь уже не ребенок.
— Я понимаю. Если тебе нужна конфиденциальность, можешь пользоваться телефоном в моем кабинете. Да, кстати, я считаю, ты не должен болтать по телефону по вечерам, пока не сделаешь домашнее задание.
Скотт соскочил со стола и ринулся к двери.
— Зря я завел об этом разговор. Когда ужин?
— Уже готов, — сказала Келли. — Брата не позовешь?
Ни слова не говоря, он вылетел из кухни, хлопнув дверью.
Позже, когда кухня была убрана и одежда для школы назавтра готова, Келли пошла наверх. Сразу после ужина Ник отправился в свой кабинет закончить какую-то работу. Пока они готовили, он развлекал ее шутками, и ей казалось, что у них все идет на лад. Только из-за домашних хлопот она не пришла к нему раньше и теперь, уже поднимаясь по ступенькам, слышала, как бешено бьется сердце.
Войдя в спальню, Келли увидела, что покрывало уже сдернуто. Пока Ник чистил зубы, она открыла шкаф и достала свою шелковую ночную рубашку. Сегодня она сделает ему сюрприз, впервые надев ее.
Стук в дверь испугал ее, и рубашка выпала из рук на край комода. Она считала, что оба мальчика уже в постели. Она открыла и увидела Скотта.
— Па. — Его брови взлетели от удивления. — Какого черта ты здесь делаешь?
— Скотт, позволь...
Келли протянула к нему руку, но он отпрянул. Его глаза сузились, стиснутые руки затряслись. Злоба, исказившая его лицо, со всей очевидностью показала ей, что, если бы они даже попытались подготовить его, это все равно бы ничего не изменило.
— Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты не имеешь права тут быть, ты — чужая.
Она отшатнулась, будто он ударил ее. Крупная дрожь, начавшись с рук, постепенно охватила все ее тело, и она испугалась, что не устоит на ногах.