них легенды.
Подобная удача выпадает не часто. Два простака последовали за Йонгденом с сияющими лицами, преисполненными благодарности, не помня себя от радости.
Я уверенно шагала позади, поднимаясь по длинным наружным лестницам, ведущим ко второй двери, через которую можно попасть в здание. Трое мужчин прошли первыми, пользуясь правом мужского превосходства. Я тоже собиралась смиренно вступить под своды дворца, как вдруг мальчишка лет десяти — двенадцати, приземистый и толстый послушник с красным лицом, приплюснутым носом и большими ушами, похожий на гнома в монашеской ризе на три размера больше, чем нужно, остановил меня и очень грубо приказал снять мой чепец с подкладкой из овчины.
В таких головных уборах не разрешалось входить во дворец.
Я так была поглощена другими заботами, что позабыла об этом правиле. Мне следовало надеть фетровую шляпу:
Хуже всего было то, что тушь, которой я красила волосы, иссякла до того, как я добралась до Лхасы. Можно было бы купить здесь еще туши, но состояние моего жилища с потрескавшимися стенами и дощатой дверью, в которой зияли большие щели, так что в любой час дня и ночи любопытные могли подглядывать за моими действиями, не позволяло мне снова заняться окраской. Таким образом, мои волосы вновь приобрели свой натуральный каштановый цвет, не сочетавшийся с черными как смоль накладными косами из волоса яка, которые я носила. Эти косы тоже стали значительно тоньше с той далекой поры, когда я обзавелась ими в лесах Ха-Карпо. Теперь они были не толще крысиного хвоста. Когда я закручивала их вокруг лба, наполовину пряча под шапкой, они отдаленно напоминали прическу женщин некоторых кочевых племен, но отвратительный маленький послушник, похожий на жабу, велел мне обнажить голову!.. Я была уверена, что ни один клоун ни в одном из цирков мира не выставлял на обозрение более странную и нелепую прическу, которую мне предстояло явить взорам солдат, ризничих и сотен богомольцев, расхаживавших по дворцу ламаистского владыки.
Однако у меня не было возможности избежать этого испытания. Я сняла чепец и спрятала его за пазухой, как мне приказали, а затем догнала своих спутников. Йонгден слегка отстал, поджидая меня; при виде моего лица он разинул рот от ужаса и с трудом удержался от крика.
— Что вы сделали? — спросил он дрожащим голосом. — Кто отобрал у вас шапку?
— Мне не разрешили войти во дворец в этом головном уборе, — поспешно ответила я.
— Вы похожи на дьявола, — продолжил он с отчаянием. — Никогда в жизни я не видел такого уродства… Вы станете всеобщим посмешищем.
Я чувствовала, что еще немного, и со мной случится истерика. К счастью, безучастные физиономии двоих крестьян придали мне немного бодрости. По-видимому, они не усматривали в моей внешности ничего необычного или странного и продолжали внимательно слушать своего гида, который был охвачен лихорадочным возбуждением и рассказывал без умолку всевозможные истории о богах, святых и Далай- ламах былых времен. Другие посетители встали в ряд, внимая словам речистого оратора, и вскоре вокруг Йонгдена образовалась небольшая толпа людей, восторгавшихся безграничными знаниями доброго ламы, который соизволил их просветить. Я следовала за сыном, смешавшись с толпой, по длинным коридорам и лестницам, входила в узкие двери храмов, и никто не обращал внимания на мою чудовищную прическу. Я одна осознавала, до чего нелепо выгляжу, но постепенно успокоилась, и эта комичная ситуация начала меня забавлять. Йонгден же, когда его первоначальный испуг прошел, по-прежнему не решался смотреть в мою сторону, опасаясь расхохотаться.
В конце концов вся наша ватага добралась до верхней галереи дворца, где находятся китайские беседки, ярко-красные крыши которых предстали передо мной в начале последнего перехода, суля скорое окончание путешествия.
Проведя во дворце несколько часов, мы спустились к главному входу.
С высоты наружной лестницы я долго любовалась великолепной панорамой Лхасы, раскинувшейся у моих ног со своими храмами и монастырями; сверху город был похож на бело-красно-золотой мозаичный узор, окаймленный вдали песками и тонкой голубой лентой Кюи-Чу.
«В таком бесподобном месте, — подумала я, — западные народы построили бы дивный город». Я представила, что вижу перед собой широкие улицы, памятники и парки. Однако подлинная Лхаса, невзрачная и роскошная одновременно, медленно и неумолимо затмевала мираж современного города, и он вскоре рассеялся. Да избавят боги Тибета его столицу от небоскребов и искусственных нарисованных садов! Ламаистский Рим, расположенный среди голых гор, песков и камней, под ясным небом, по-своему красив и величествен.
Я уже подходила к главному входу, когда один из паломников, шедших мне навстречу, наконец обратил внимание на мой необычный вид.
— Откуда она могла явиться? — спросил он у своих спутников. И тотчас же сам ответил на свой вопрос: — Должно быть, из Ладака[174].
Когда мы вышли из дворца, двое крестьян поблагодарили Йонгдена и преподнесли ему несколько мелких медных монет в знак уважения и признательности.
— Все в порядке, — сказал мой юный спутник, — я помешал двум глупцам напиться, и вдобавок они оказали нам услугу. С этими словами он вложил монетку в руку слепого нищего, тем самым осчастливив еще одного человека.
Каким бы великолепным ни был лхасский дворец, нынешний Далай-лама, видимо, не считает его особенно привлекательным и приезжает сюда лишь время от времени, по случаю некоторых праздников. Его постоянной резиденцией является Норбулинг[175]: очень большой парк, в котором проложено несколько аллей.
Здесь же находится небольшой зверинец и странный птичий двор, куда допускают только петухов, как и в парламенты некоторых слаборазвитых стран. Триста, если не больше, обитающих в этом месте птиц обречены на безбрачие.
В парке возведено несколько дворцов для Далай-ламы. Каждый из залов в одном из них обставлен в собственном стиле; их называют: английская комната, китайская комната, индийская комната и т. д. Плоская, как принято в Тибете, крыша здания увенчана позолоченными украшениями, именуемыми
— Все эти комнаты, — говорят они, — английская, китайская и индийская — находятся под тибетской крышей и тибетскими
Вероятно, Далай-лама вежливо улыбается, слушая эту чушь. Я не могу поверить, что он воспринимает такие высказывания всерьез. Он уже два раза был в изгнании, сначала в Китае, затем — в Индии и за это время, несомненно, немало узнал о мире, лежащем за пределами Тибета. Но если сам государь понимает свое положение, то его подданные верят самым невероятным историям, которые им рассказывают для поддержания авторитета Далай-ламы и его двора.
Вот одна из таких легенд: во время путешествия Далай-ламы в Индию он гостил у английского вице- короля, и как-то раз ему пришлось находиться вместе с ним в большой гостиной, где собралось множество выдающихся людей. Неожиданно лама вытянул руку, и — о чудо! — присутствующие увидели на его ладонях две лхасских горы: на одной Поталу с дворцом, на другой — Шокбури, на вершине которой расположено медицинское училище. При виде такого дива англичане во главе с вице-королем упали на колени перед ламой и попросили его взять их под свою защиту. Немедленно было послано донесение английскому королю, и тот, разделив чувства страха и почтения, которые чудо внушало его высокопоставленным