органами, если не закрывать глаза на ляпы, можно с полным основанием прекращать или возвращать на доследование. А уж по такому делу глаза закрывать никто не станет. Если в процессуальных документах обнаружится хоть малейший изъян, адвокаты немедленно заявят о недопустимости добытых доказательств. На основании этого потребуют исключить обвинение в пособничестве отравителям как недоказанное, да и по эпизоду отравления Кости и Вадима будут настаивать на отсутствии у Егора Судина умысла на умышленное убийство, а значит, на смягчении наказания.
Вновь и вновь прокручивал Гулевский в уме собранную доказательственную базу, выискивая в ней уязвимые места. Забылся только под утро тяжелым, клочковатым сном. Проснулся от запаха дымящегося кофе и деликатного мурлыкания Арлетты: «Утро начинается с рассвета».
Стрелки на будильнике сошлись на десяти утра.
– Почему не разбудила как обычно?! – взглянув на часы, огорчился Гулевский.
– Так жалко было, – простодушно объяснилась Арлетта. – Я даже дверь кафедры заперла, чтоб не шастали.
Торопливо приведя себя в порядок, Гулевский набрал номер Цыпко. И сразу события начали разворачиваться самым неожиданным образом.
– Как хотите, Илья Викторович, но я увольняюсь! – сообщил взвинченный женский голос на другом конце.
– Почему собственно я должен этого хотеть? – удивился Гулевский. Неприятная догадка пронзила его. – Скажите, Ирина, вы уже получили санкцию на арест Егора Судина?
На том конце засопели.
– Я спрашиваю, вы были у судьи?!
– Погодите, я выйду из кабинета… – придушенным голосом произнесла Цыпко. – Я в коридоре, – сообщила она через некоторое время. – Вы слушаете, Илья Викторович?.. Подозреваемый Судин освобожден из ИВС. А меня отстранили от дела.
– За что?
– За незаконное задержание!
– Почему незаконное? – опешил Гулевский. – Там же доказательств – немеренно. Вы опять что- нибудь напортачили?
На том конце взрыднули.
– Уволюсь, и всё! – выкрикнула Цыпко сквозь слёзы. – Дело принял к производству сам Мелешенко. И пусть себе. Зачем оно мне? Какие-то психопатки грозят настучать ноутбуком по голове, маньяки- отравители, того и гляди прямо в тюрьме зарежут. Жуть! И мне же вместо благодарности!…
– Когда и кем освобождён Судин? – перебил Гулевский.
– Утром. Как только Виталий Борисович вернулся из Следственного комитета России. Его с ночи вызывали. Он хотел, чтоб я освободила. Но я отказалась! И теперь он сам принял дело к производству, – с гордостью сообщила Цыпко. Вдруг испугалась. – Только это между нами! Я и так больше, чем можно… – на том конце зарыдали, телефон отключился.
Гулевский озадаченно огладил свежевыбритый подбородок. Всё выходило куда плоше, чем мог он предположить: при таких железных доказательствах причастности к преступлению отпускать убийцу на свободу… Похоже, Мелешенко получил прямое указание.
Стремянный, телефон которого Гулевский набрал, сдавленно буркнул: «Уже в курсе. Перезвоню». Не дав ответить, отсоединился. Перезвонил он через какой-то десяток минут из телефона-автомата – в смятенном состоянии. В начале десятого к нему на квартиру подъехал начальник угро Батанов, вызвал на лестничную клетку и только там, оглядевшись, сообщил, что Матусёнка прямо с рабочего места увезли в службу собственной безопасности МВД.
– Насчет допроса в машине? – догадался Стремянный. Батанов многозначительно смолчал, показал пальцем на телефонный кабель и попросил больше в расположении милиции не появляться, об участии в расследовании забыть и вообще – посоветовал на месячишко куда-нибудь исчезнуть. После чего поспешно распрощался.
– Понимаешь, куда гнут? – горячо пророкотал Стремянный.
– Хотят «расколоть» на незаконные методы и вроде как дезавуировать признание.
– А могут?
– Замучаются, – Стремянный сочно выругался. – Я над этой Цыпко сам как квочка сидел. Признание обложили со всех сторон, чтоб хода назад не было: опознание честь по чести, очная ставка, допрос под диктофон у следователя плюс добровольная выдача азалептина. Всё при разных понятых. Да ту же историю с томографами подтвердить делать нечего. Изъять документацию – и вот он, мотив преступления, в хрустальной чистоте. Не, пусть хоть всех адвокатов и прокуроров в один консилиум соберут. Не выйдет у них младшенького отмазать.
Но полной уверенности в голосе друга Гулевский не почувствовал.
Потому переложил работу на подвернувшуюся Катю Потапенко и бросился в следственный комитет.
Мелешенко оказался в своём кабинете. Сбоку, на краешке стула, притулилась Цыпко.
При виде Гулевского руководитель следствия удивленно насупился, открыл верхний ящик стола и смахнул в него увесистую папку – уголовное дело. Папка гулко ухнула о фанерное днище.
– Как будто не договаривались о встрече? – он проницательно глянул на смутившуюся Цыпко.
– Ступай-ка вон! И это забери, чтоб не видел, – он протянул ей исписанный листок, как догадался Гулевский, – рапорт об увольнении.
– Я тебя не за это уволю! А по статье, – пригрозил он. – Так что даже в музыкальную школу твою, если возьмут, так только уборщицей!
– довольный шуткой, фыркнул. – Еще раз взбрыкнёшь, посажу на венерические дела. Марш работать!
Испуганная женщина подскочила, отчего-то с укором взглянула на Гулевского и выпорхнула из кабинета.
– Курица! – вслед закрывшейся двери оценил Мелешенко.
– Зато вы, как погляжу, – орёл! – напустился на него Гулевский. – На каком основании освобожден Егор Судин?
Показная приветливость сошла с лица Мелешенко. Как при первой встрече, он оглядел посетителя с хмурой неприязнью, словно силясь понять, что тот от него хочет.
– Я спросил, почему освобожден Егор Судин? – жестко повторил Гулевский.
– За нецелесообразностью.
– Убийцу и поставщика орудия для серийных убийств нецелесообразно арестовать? – Гулевский, будто не веря ушам, всмотрелся в начальника следствия.
– Отчего же убийцу и, как вы выражаетесь, поставщика? – в тон ему удивился Мелешенко. – Совершенно безвинно пострадавшего, абсолютно непричастного гражданина.
– Как это? – на сей раз Гулевский поразился неподдельно. – А его собственные признательные показания? Очная ставка с Опёнкиным? Изъятые анаболики?
По лицу Мелешенко скользнула снисходительная усмешка. Ужасная догадка пронзила Гулевского:
– Вы что же?… Хотите сказать, что ничего этого в деле больше нет?
– И никогда не было, – подтвердил Мелешенко. – Догадываюсь, кто вам про это наговорил… Фантазёрка истеричная. Чего только не привидится? Егора Судина я допросил лично, как только принял дело к производству. И выяснил, как его принуждали оговорить себя. Под угрозой гибели кто себя не оговорит?.. Эти фальсификаторы за своё ответят полной мерой, – страстно пообещал Мелешенко. – Потому что российское правосудие, карающее виновных, есть несокрушимая крепость, когда надо защитить невинных. И для меня как для следователя сие не только профессиональный долг, но и гражданская позиция. Да что я вам говорю? Вы ж сами нас всегда этому учили.
Полускрытые за золочеными очочками глаза смотрели на Гулевского с нескрываемой издёвкой.
– Стало быть, Егор Судин Опёнкину никаких анаболиков не передавал, убийство друзей не «заказывал»?
