мне жить.
– Согласен, – отвечал дьявол.
Но кузнец, казалось, не мог оторвать от дьявола глаз и с огорченным видом все качал головой, повторяя:
– Ай-ай-ай! вот так мучения! вот беда-то какая! – и при этом глубоко вздыхал.
– Что у тебя болит? – спросил дьявол.
– Ничего не болит, государь, но сердце у меня щемит, когда я погляжу, сколь сурово покарал вас господь бог, что вы даже в аду хвораете той самой болезнью, от которой скончались! Вот жалость-то какая! Тяжко видеть такого великого государя, каким были вы, и – снедаемого вшами, пожираемого гнойниками!
– Плевал я на твою жалость, – отвечал дьявол.
– Государь, – продолжал Сметсе, – благоволите правильно понять меня. Я не обучался красно говорить, но все же смею сострадать вашим царственным мучениям, тем паче, что сам я болел вашей болезнью, и вы можете, ваше величество, еще и поныне найти ее страшные следы на моей коже.
И, обнажив свою грудь, Сметсе показал дьяволу рубцы от ран, которые ему нанесли предатели- испанцы, когда он сражался против них на море вместе с зеландцами.
– Но мне кажется, что ты совсем излечился, кузнец! – сказал дьявол-король. – Ты вправду был так же болен, как я?
– В точности, государь, – отвечал Сметсе, – я был всего лишь куском гниющего заживо мяса; как и вы, я был вонючим, тухлым, смердящим; завидев меня, все спасались бегством, как и от вас; меня пожирали вши, как и вас; но то, чего не смог сделать для вас знаменитейший врач Олиас из Мадрида, сделал для меня простой плотник.
Тут дьявол-король навострил уши.
– А где живет этот плотник и как его зовут?
– Живет он на небе, и зовут его святой Иосиф.
– И этот великий святой совершил чудо и явился тебе?
– Да, государь!
– За какие же добродетели удостоился ты столь редкостной и великой милости?
– Государь, у меня нет никаких добродетелей, достойных какой-либо особой милости; но я страдал, горячо верил, смиренно молился моему благослоренному покровителю, святому Иосифу, и он снизошел ко мне и помог.
– Ну, расскажи мне, кузнец, как все это было!
– Государь, – и Сметсе показал на мешок, – поглядите сюда, вот мое лекарство!
– Этот мешок? – удивился дьявол.
– Да, государь! Но благоволите взглянуть со вниманием, из какой ткани сделан этот мешок! Вы разве не видите, что это совсем необычная ткань? Ах, нам, простым смертным, не каждый день доводится видеть такую ткань, – продолжал Сметсе, приходя, казалось, все в больший восторг. – Это ткань не земная, а небесная: ее сработали из конопли, которая произрастает в раю. Святой Иосиф посадил ее вокруг древа жизни, а потом повелел собрать ее и соткать мешковину для мешка под бобы, которые едят ангелы в пост.
– Но как же этот мешок попал к тебе?
– О государь, чудом! Однажды вечером я лежал в постели, язвы причиняли мне невыносимую муку, и каждую минуту мне угрожала смерть. Я слышал, как рыдает жена, как соседи мои и подмастерья – многие из них и сейчас здесь – читают надо мною отходную. Тело мое терзала боль, душу – отчаяние. И все же я – в который раз! – снова помолился своему благословенному покровителю и дал ему клятву, что если он вызволит меня из беды, я поставлю ему в Сен-Бавонском аббатстве такую огромную свечу, на какую понадобится сала не меньше, чем от двадцати баранов. И молитвы мои были услышаны, государь! Над моей головой в потолке вдруг разверзлась дыра: из нее полился яркий свет, и вся комната наполнилась дивным благоуханием. Из дыры спустился мешок, а за ним – человек в белом одеянии. – Человек этот прошел по воздуху до моей постели, сбросил с меня одеяло, мигом сунул меня в мешок и завязал вокруг моей шеи завязки. Ну, слушайте же, какое случилось чудо! едва я попал в небесный мешок, как меня согрело отрадное тепло, язвы мои закрылись, и все вши со страшным треском сразу подохли. А человек в белом, улыбаясь, рассказал мне о ткани, сотканной в раю, о бобах, которые ангелы едят в пост. И закончил свою речь так: «Береги это лекарство! Тебе ниспослал его святой Иосиф. Тот, кто к нему прибегнет, исцелится от любой хвори и спасется на веки вечные, если только не продал свою душу дьяволу». И, сказав это, он исчез. Но добрый вестник не обманул меня: небесным мешком излечил я моего подмастерья Тоона от золотухи, Пира – от лихорадки, Долфа – от цинги, Хендрика – от бронхита я еще человек двадцать; все они обязаны мне жизнью.
Сметсе умолк, а дьявол-король, видно, крепко задумался. Вдруг он поднял глаза к небу и набожно сложил руки; потом, исступленно крестясь, упал на колени, принялся колотить себя в грудь и начал молиться, жалобно всхлипывая:
– О святой Иосиф, кроткий владыка, блаженный угодник божий, безгрешный супруг непорочной девы Марии! Ты сподобил этого кузнеца исцелиться от хвори, ты спас бы и душу его на веки вечные, не продай он ее дьяволу. Но я, несчастный король, молю тебя, сподоби меня исцелиться и спаси мою душу, как пожелал ты это сделать для кузнеца. Ты ведь знаешь, кроткий владыка, я отдал всю свою жизнь, всего себя, свое достояние и достояние своих подданных делу защиты нашей святой религии; как подобает истому католику, я ненавидел свободу исповедовать иное вероучение, нежели то, что нам предписано; я сражался с этой свободой, рубил людям головы, сжигал их на кострах, закапывал в землю живьем; я уберег от язвы реформатства Брабант, Фландрию, Артуа, Ганнегау, Валансьен, Лилль, Дуэ, Орши, Намюр, Турнэ, Турнэзис, Мехельн и другие подвластные мне провинции. И вот, несмотря на все это, я брошен в адский огонь и беспрестанно терплю невыносимые муки от язв, разъедающих мое тело, и от вшей, пожирающих его. Неужто ты не исцелишь меня, не спасешь мою душу? Ведь это в твоей власти, Иосиф! О, ты сотворишь чудо для короля-страдальца, как сотворил чудо для кузнеца! Тогда я попаду в рай и буду там славить тебя и превозносить до скончания веков. Спаси меня, святой Иосиф, спаси меня! Аминь!
И дьявол-король, осеняя себя крестом, колотя себя в грудь, бормоча беспрерывно «Отче наш», поднялся с колен и сказал:
– Сажай меня в мешок, кузнец!
Что Сметсе ловко и сделал. Он засунул дьявола в мешок, оставив снаружи лишь голову, крепко завязал вокруг шеи веревку и посадил его на наковальню.
Тут все подмастерья захохотали и захлопали в ладоши, потешаясь над этим зрелищем.
– Кузнец, эти фламандцы смеются надо мной? – спросил дьявол.
– Да, ваше величество!
– А что они говорят, кузнец?
– Ах, ваше величество, они говорят, что лошади падки на овес, собаки – на печенку, ослы – на чертополох, поросята – на отбросы, форель – на запекшуюся кровь, карпы – на сыр, щуки – на пескарей, а святоши вашей закваски – на россказни о лжечудесах.
– О предатель-кузнец! – зарычал дьявол и заскрежетал зубами, – он, значит, всуе призывал имя святого Иосифа, он бессовестно лгал!
– Не спорю, ваше величество!
– И ты посмеешь бить меня, как ты бил Якоба Гессельса и моего верного герцога?
– Даже покрепче еще, ваше величество! Однако вы будете биты, если только того захотите, а если вам будет угодно, то будете свободны. Вернете мне договор – получите свободу, захотите непременно увести меня с собой, – будете биты!
– Вернуть тебе договор? – взвыл дьявол. – Нет уж, по мне лучше тысяча смертей в минуту!
– Ваше королевское величество! – сказал Сметсе, – заклинаю вас, подумайте о своих костях: они, как мне кажется, не слишком-то крепкие. Подумайте, какой чудесный случай представился нам отомстить за нашу бедную Фландрию, залитую кровью по вашей вине. Но мне претит добивать того, на кого уже пал справедливый гнев божий. Итак, сделайте милость, ваше величество, поторопитесь вернуть мне договор, или сейчас же получите изрядную трепку!
