история, другие не так давно обнаружили германские ученые.
В середине XIX века во многих странах внимание привлекли отчеты о листьях коки швейцарского зоолога Иоганна Якоба фон Тшуди (1818-1889) и немецкого естествоиспытателя Эдварда Поппига (1798- 1868). Среди научных трудов выделялась также работа о коке (1859) итальянского врача Паоло Мантегацци (1831-1910), отрывок из которого в 1860 году был переведен для Лондонского фармацевтического общества. Тшуди описывал выращивание и использование листьев коки, хотя его личный опыт употребления этого стимулятор оказался неудачным. Он считал, что кока при обычном применении поднимает работоспособность, а в излишних количествах снижает производительность труда. «Закоренелого «кокеро» (человека, жующего коку) легко узнать с первого взгляда. Его выдают нетвердая походка, желтоватая кожа, пустые и запавшие глаза, дрожащие губы и общая апатия. Все это – следствие пагубного эффекта сока коки при неумеренном его потреблении». Владельцы рудников и плантаций три раза в день давали рабочим перерыв для жевания листьев этого кустарника. Тшуди писал, что тому, кто долго потреблял коку, трудно – почти невозможно – отказаться от нее. Ее жевали некоторые уважаемые белые жители Лимы, но никогда – открыто, потому что в высших слоях перуанского общества эта традиция считалась низкой и вульгарной, подобающей лишь рабочим-индейцам. Эту привычку также приобретали европейские путешественники в Перу. Тшуди знал итальянца и испанца, ставшими хроническими «кокеро». В убогом шахтерском городе Серро де Паско, жили немало искателей приключений из Испании, Германии, Англии, Швеции, Америки и Италии. Тшуди сообщал, что в этом городе с постоянно меняющимся населением существовали особые общества, в состав которых входили даже англичане. Члены этих обществ встречались, чтобы жевать коку, причем европейцы жевали ее с сахаром.
В 1857 году Тшуди передал несколько листьев этого растения геттингенскому химику Фридриху Волеру (1800-1882), который пытался обнаружить активное вещество коки, но его эксперименты закончились неудачей. В 1859 году был получен новый образец, который Волер передал для анализа своему студенту, Альберту Нейману (1834-1861). Нейману удалось выделить из листьев коки кокаин, о чем он доложил в своей докторской диссертации в 1860 году. О его открытии сообщили несколько научных журналов, но (отчасти из-за его преждевременной смерти) интерес к открытию возродился только в начале 80-х годов. Дармштадская химическая фирма «Мерк» – первой начавшая коммерческое производство морфина – использовала технологию Неймана для производства кокаина, но к новому веществу проявили столь незначительный интерес, что даже в 1884 году общий объем выпущенного на рынок наркотика составлял менее полукилограмма. Фредерик Штрофф, лично пробовавший кокаин, в 1862 году писал в одном из венских журналов, что не советовал бы употреблять его, так как после эйфории наступает сильная депрессия. Первым, кто предположил, что кокаин можно использовать в качестве анестезирующего средства, был Томес Морено-и-Маис, перуанский врач, живший в Париже. В 1880 году русский врач Василий фон Анреп (1852-1925) подтвердил гипотезу Морено, а также предложил применять этот препарат для лечения меланхолии. Однако основные последствия открытия Неймана оказались более прозаичными.
Корсиканец Анджело Мариани (1838-1914), дипломированный фармацевт, разработал тоник на основе бордоского вина с добавлением экстракта листьев коки. Он начал продавать свое «Вино Мариани» в 1863 году, рекламируя его как «средство для детей, взрослых и всех остальных». Бесплатные образцы он разослал французским врачам, которые назначали его в качестве стимулирующего средства. В результате «Вино Мариани» с успехом продавалось вплоть до конца столетия. Экстракт коки также содержался в «Паштете Мариани», «Пастилках Мариани» и безалкогольном напитке «Мариани». Возможно, что его широкая рекламная кампания в 70-х годах вызвала интерес к воздействию листьев коки на спортсменов. В 1876 году американский чемпион по спортивной ходьбе Эдвард Уэстон (1839-1929) выиграл английские соревнования, пройдя за двадцать четыре часа 109,5 мили. Его обвинили, что на всем протяжении всей трассы он жевал листья коки, но спортсмен это отрицал. Во время тренировок, признался Уэстон, он по совету американского специалиста жевал коку, однако она, по его словам, действовала как опиат и клонила в сон. Во время соревнований он избегал принимать коку. Это был первый случай допинга в спорте. В то время это не считалось противозаконным или постыдным. Несмотря на заявление Уэстона, что кока клонила его ко сну, широкая огласка этого случая в прессе подтолкнула к применению наркотика других спортсменов Европы и США. Токсиколог с огромным стажем, сэр Роберт Кристисон, два раза экспериментировал с кокой. В 1875 году, в возрасте семидесяти семи лет он прошагал за день пятнадцать миль, жуя листья коки и не чувствуя голода, жажды или усталости. В 1876 году, в возрасте семидесяти девяти лет он покорил вершину невысокой горы в Шотландии и остался без сил. Однако пожевав листья коки в течение получаса он спустился, не чувствуя усталости. В 1876 году врач из Девоншира сообщил, что ходил на охоту с фляжкой, которую наполнил микстурой с кокой, а не бренди, как обычно. «Птицы падали слева и справа. «Эврика», сказал я себе – кока сделала меня снайпером». Армейский хирург Теодор Ашенбрандт в 1883 году опубликовал медицинский отчет об успешном использовании коки для поднятия сил измученных баварских солдат.
В то время как у коки имелась длинная история, другие наркотические вещества, имеющие значение для истории наркотиков XIX века, открыл дармштадский химик Юстус фон Либиг (1803-1873). В 30-х годах он исследовал составляющие эфира, спирта и их производных. Результатом явилось открытие нового наркотика хлорала (полученного воздействием сухого хлора на этиловый спирт), синтезировал хлороформ и углубил понимание свойств эфира. Оскар Либрих (1839-1908) в научной работе, опубликованной в Берлине в 1869 году, представил в качестве анестезирующего средства хлоралгидрат. В Германии, Англии и в других странах это вещество стали назначать от бессонницы вместо опиатов. В 1869 году Хью Беннетт (1812-1825) из Эдинбургской королевской больницы провел испытания хлорала на пятидесяти двух пациентах. Он сообщал, что препарат имеет большую ценность для врачей, поскольку вызывает более здоровый сон, чем опиаты. Джордж Бальфур (1823-1903), специалист по сердечным заболеваниям, учившийся в Эдинбурге и Вене, писал в 1870 году об успешном применении хлорала при лечении кашля, различных болей и бессонницы. Медики рекомендовали это вещество в качестве тоника при меланхолии и для лечения третичного сифилиса. Левинштайн в Берлине начал заменять им морфин при лечении наркоманов. Однако вскоре врачи выявили неблагоприятный эффект хлорала. Реформист санитарии, сэр Бенджамин Уорд Ричардсон (1828-1903), еще в 1971 году предупреждал о возможности привыкания к хлоралу. Изучив коммерческие данные четырех фирм, он пришел к заключению, что с августа 1869 года было поставлено 36 миллионов наркотических доз хлорала. На этот препарат переходили алкоголики. В качестве обезболивающего его применяли больные невралгией и другими хроническими заболеваниями. Измученные тревогой или горем люди пили его против бессонницы и продолжали принимать, пока не обнаруживалось, что случайные дозы превратились в постоянные. Зависимость от хлорала не была столь распространенной среди женщин, этот препарат не могли позволить себе бедняки, но к 1879 году Ричардсон опять предупредил, что хлорал нашел широкое применение в наиболее активных слоях среднего класса – коммерческом, литературном, медицинском, философском, артистическом и церковном. Это вещество нарушало пищеварение, естественный сон, разрушало нервную систему. Появлялись перебои в сердцебиении, возбуждение, неуверенность в себе и вспыльчивость. Ричардсон настаивал на том, чтобы хлорал назначался исключительно в медицинских целях. Если он использовался не под наблюдением врача, то становился не благом, а проклятьем.
Иногда при приеме хлорала случались передозировки и самоубийства. Молодой лондонский врач из больницы Черинг-Кросс, Эдвард Амфлетт (1848-1880) умер от передозировки. «Британский медицинский журнал» писал, что как и другие медики, привыкавшие к использованию этого опасного препарата, он «потерял осторожность». В случае с Амфлеттом существовали подозрения в самоубийстве: его недавно бросила невеста, а ее письма, как свидетельствовал брат покойного, были достаточно грубыми, чтобы «свести его с ума». В 1876 году министерство по делам церкви, образования и медицины Германии приказало издать публичное предупреждение о возможности отравления хлоралом. Профессор Рудольф Бём (род. 1844), работавший в психиатрической клинике в Баварии, полагал, что поскольку препарат поступил на рынок недавно, «большое количество несчастных случаев должно послужить веской причиной для соблюдения осторожности при его назначении».
В то время как многие люди, привыкшие к опиатам в результате медицинского применения, продолжали выполнять свои семейные и рабочие обязанности, хлорал делал свои жертвы непригодными ни к семейной жизни, ни к работе. Следовательно, он подвергался большему осуждению. Это отношение к препарату явно проявляется в одной из историй болезни, опубликованной в 1877 году. Хозяину магазина
