тишины и высокого мастерства… Свен, или перестань мешаться, или иди к стойке и напивайся… хозяин, мне нужно белое вино! Не меньше двух бутылок!
Порте нужны были не только вино, лобстеры, креветки, овощи, лимон и травы, он еще потребовал шафран, корицу, рыбу и ром. Еще удивительнее было то, что все это он получил.
Пятнадцать минут спустя эта бурно кипевшая и распространявшая дурной запах смесь была объявлена готовой. Я первым вышел из кухни и увидел, что все сидят за стойкой, будто ждущие обеда школьники. Малыш и Хайде пришли в себя. Даже пьяный американец влез на табурет и делал решительные усилия, чтобы оставаться на нем. Когда Порта начал подавать буйабес, ноздри его алчно затрепетали.
— Будь я проклят, это лучшее, с чем я сталкиваюсь с тех пор, как приехал в эту страну. — Он неторопливо, лукаво улыбнулся. — Но должен вам, парни, сказать кое-что: я пристально наблюдал за вами и, кажется, раскусил вас… Какой там к черту Иностранный легион!
Он со смехом закачался на табурете и, видимо, даже не догадывался, как близок к смерти. Малыш сунул руку в карман, а Барселона приподнялся.
— Что ты имеешь в виду? — холодно спросил Легионер.
Американец прокрутился на табурете и понимающе улыбнулся.
— Я раскусил тебя, Мак… раскусил!
Наступило напряженное молчание. Потом Порта очень небрежно вытащил свой пистолет и дважды выстрелил в потолок. Хозяин завопил и в ярости стукнул по стойке.
— Ничего страшного,. — сказал Порта, снова принимаясь за буйабес. — Предостережение, и только.
— Я наблюдал за вами, — продолжал американец с тупым упорством мертвецки пьяного.
— Кончай! — прорычал Хайде. — Ты пьяный в дым!
— В дым, вдрызг, в доску, ну и черт с ним, я наблюдал за вами. И пришел к выводу, что вы педики… пить не умеете, вот в чем беда.
Легионер холодно приподнял бровь. Малыш встал с громким гневным рыком. Остальные, поняв, что американец спьяну несет чушь и не догадывается, кто мы такие, с облегчением вернулись к буйабесу.
— Кто называет меня педиком? — крикнул Малыш, подходя со сжатыми кулаками к злополучному американцу.
— Оставь! — рявкнул Порта.
Схватив бутылку из-под виски, он нанес Малышу сильный удар по голове, и тот снова повалился без сознания. Какое-то время мы спокойно ели дурно пахнувшую смесь, вкус которой был немногим лучше запаха, и хлестали виски хозяина. Старик спокойно блевал в открытое окно, Барселона с американцем спали на стойке голова к голове, на лице Легионера было отупевшее выражение. Они явно много пили, пока мы занимались стряпней на кухне, и я, не теряя времени, догонял их. Порта вскоре отвлекся на вновь появившуюся менее пожилую из двух недовольных женщин. Усадил ее себе на колено и полез рукой под юбку. Внезапно на его лице отразились удивление и удовольствие.
— О, на ней нет трусиков! — крикнул он.
Американец проснулся и поднял пустой стакан.
— За женщин, которые не носят трусиков! За Америку! За войну! За мертвых фрицев, за тысячи мертвых фрицев! За…
Его прервал недоуменный, яростный рев очнувшегося Малыша:
— Какая тварь меня стукнула?
— За лягушатников[60]! За англичан!
Порта о чем-то говорил со своей «пленницей». Барселона наблевал на спину хозяину, но тот сам был так пьян, что не заметил этого. Хайде уронил голову в кастрюлю и едва не захлебнулся, но Легионер спас его. Американец с надеждой повернулся ко мне.
— Слушай, Мак, вы часом едете не в Париж?
— Слышал ты когда-нибудь о путешествии по Франции, которое заканчивалось бы не в Париже? — парировал я.
— Мне нужно добраться туда, пока эта гнусная война не кончилась, — сказал он, хрипло дыша на меня перегаром. — Убедиться, что эти треклятые немцы не взорвали бар «Риц». Буду очень благодарен, если возьмете с собой.
К счастью, его внимание привлек Малыш, ливший в кастрюлю ром, виски и коньяк, и в течение нескольких секунд было непонятно, доживет ли кто-то из нас до рассвета — эта смесь обжигала горло, как язык пламени, и лежала в желудке, будто раскаленные угли. Малыш схватил сифон с содовой и пустил струю в рот, а хозяин с всхлипами и криками упал под стойку. Только на американца, казалось, она совершенно не подействовала. Он раздражающе вернулся к теме Парижа.
— Ребята, если кто из вас хочет продать джип…
— У нас есть танк, — сказал Порта, женское общество внезапно ему надоело, и он швырнул отвергнутую любовницу на пол. — Снаружи, стоит на площади.
— Стоит на площади? — Американец подскочил с неожиданным проворством и бросился к двери. — Господи, надеюсь, он все еще там. Местный жандарм очень строг относительно правил стоянки. Тут же отгонит любую машину в участок.
Мы вышли следом за ним на улицу. «Пантера» стояла на месте, и американец восторженно уставился на нее. Он долго не замечал того, что мне сразу же бросилось в глаза.
— Слушайте, а чего на нем треклятый фрицевский крест?
Все глаза обратились к предательской свастике[61].
— Это чья-то шутка, — злобно сказал Порта. — Возможно, тебя это удивит, янки, но здесь не всем хочется, чтобы американцы их освобождали.
— Ну, что ж, надо найти белой краски и закрасить ее. Нельзя, чтобы в этой стране меня принимали за фрица.
Хозяина вытащили из-под стойки и велели найти белую краску. Он нашел. Порта с американцем торжественно уничтожили вызывающую свастику, потом уселись в кювете, закурили и стали самодовольно разглядывать дело своих рук.
— Отлично, — сказал американец. — Решено: вы берете меня с собой в Париж. Как только окажемся там, я отправляю сообщение в мою газету. Знаешь, какие заголовки приходят мне на ум? — Он поднял правую руку и начертал громадными буквами в воздухе: «ВОЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ С ТАНКИСТОМ ОСВОБОЖДАЮТ ПАРИЖ. В ПЛЕН СДАЕТСЯ МИЛЛИОН ФРИЦЕВ». Что скажешь, а? Фотографировать умеешь, приятель?
— Само собой, — хвастливо ответил Порта.
— Отлично. В таком случае мы выстроим всех немецких генералов, щелкнем их перед баром «Риц», а потом отправим пинками в кювет. Ну, парни, вперед!
Он вскочил на ноги, сделал два широких шага к «пантере», а потом свалился совершенно без чувств посреди площади. Его способность поглощать спиртное заслуживала всяческого уважения, но, видимо, даже у американцев есть свои пределы. Мы оставили его лежащим и еле-еле влезли в танк. Порта, петляя, повел его по площади и деревенской улице. Я не мог понять, дорога ли представляет собой сплошные подъемы и спуски, или я клюю носом; иллюзия ли вертящиеся у меня перед глазами огненные колеса, или это новое оружие противника. Барселона храпел, положив голову на колено Легионеру; Старик прижимал ладони к вискам, Малыш то икал, то немелодично орал песню. Мне сперва казалось, что Хайде тоже пытается петь, хотя это было не в его духе; лишь когда мы оставили деревню далеко позади, и он, согнувшись, прижал руки к боку,: у меня появились в этом сомнения.
— Что это с ним? — раздраженно спросил Порта.
Хайде несколько раз простонал, потом шумно выблевал все съеденное и выпитое на пол танка.
— Это из-за чертова американского виски, — пробормотал он.
Вонь была такой отвратительной, что о сочувствии не могло быть и речи. Мы напустились на него с бранью, а Хайде свернулся в комок и несколько раз пронзительно вскрикнул.
— Не обращайте на него внимания, — посоветовал Малыш.
Мы старались не обращать, но трудно не замечать человека, если он каждые несколько секунд пронзительно кричит тебе в левое ухо.
