Выгоревший воротник.   Отшвырнул ногою шапку, Чтоб рассыпались гроши, Инвалида взял в охапку — — Разойдись! — и потащил.   Кто был рядом, те слыхали Жалобный калеки стон, Кто был рядом, те видали Боль-слезу в глазах — за что?   И тащил калеку боров, Как мешок крупы какой, Ни протеста, ни укора Не раздалось над толпой.   Расступались для проходу, Провожали позади… Мент тащил, крича народу:   — Разойдись и осади! И никто не смел, казалось, Заступиться, подойти, Только вдруг в толпе раздалось:   — Эй, приятель, погоди. Видит мент: стоит какой-то, Не дает ему пройти, — — Осади! — Да ты постой-ка, Раньше парня отпусти.   В жизни часто так бывает: Мент опешил — кто такой? Инвалида выпускает, И калека за толпой В миг исчез, как за волной.   Но опомнясь, свирепеет Боров-мент: за пистолет, Только парень был смелее — Раз ногой — нагана нет!   — А, ты так! — и парню в челюсть, Так, что челюсть подалась, Тот пригнулся и, не целясь, Хряснул мента промеж глаз.   Мент был сытый, береженный, Дармовым добром кормленный, На измученной земле Отоспавшийся в тепле.   Сдачу дал рукой в перчатке, Сам уверен, не кричит, Парень знал, что в этой схватке Он слабей: не те харчи.   И опять схватились с жаром, Об ином уже не речь, — Ладит парень от ударов Хоть бы зубы уберечь.   Но покуда парень зубы, Сколько мог, свои берег, Двинул мент его, как дубом, Да не в зубы, а под вздох.   Охнул парень: плохо дело, Плохо, думает боец, Хорошо, что легок телом — Отлетел, а то б — конец…   Устоял — а сам с испугу Но такого дал леща, Так, что собственную руку Чуть не вырвал из плеча.   Чорт с ней! Рад, что не промазал. Кулаки ведут свой счет, Мент глядит и правым глазом Наблюденья не ведет.