– Я принес? – Теперь настала очередь удивиться Фомину. – Я никуда вчера не выходил. Вы что, доктор?
Лаврентьев так и уперся в Фомина взглядом:
– Послушайте, Андрей Викторович. Мы вчера с вами договорились встретиться. Я приехал, как и обещал. Вас не было. Я стал ждать. И когда вы пришли домой, то принесли с собой сумку, которую оставили на веранде.
Фомин сощурился, затем посмотрел на сумку, потрогал ее, будто некую диковинку, и покачал головой:
– Нет, доктор. Я не понимаю, о чем вы говорите. Я впервые вижу эту сумку. И эту винтовку. И вчера я никуда не уходил. Я был дома, здесь, в комнате. Я ждал вас. И ждал Их. Как я мог покинуть дом, когда вы обещали мне показать Врагов? Я никуда не уходил, доктор. Я просто устал и заснул. Мне ведь приходилось не одну ночь дежурить. Я устал. Но вы меня подстраховали, доктор. Правильно? Вы пришли с оружием. – Фомин кивнул на разобранную винтовку.
– Да ни с чем я не пришел, – выдохнул Лаврентьев. – Я запрещал вам прикасаться к оружию, и уж точно не сделал бы это сам.
– Правда? – Фомин тупо уставился на стол, затем на психоаналитика. – В принципе вы говорили мне об этом.
– Конечно, говорил, – психоаналитик внимательно посмотрел на Фомина. – Смотрите мне в глаза. Прямо.
Фомин четко исполнил указание Лаврентьева. Ничего в глазах у пациента тот не приметил. Ровным счетом ничего. Пустой, бессмысленный взгляд, как у котенка, только что раскрывшего глаза.
– Вы правда ничего не помните? – Лаврентьев внимательно наблюдал за зрачками собеседника.
Ничего не изменилось. В глазах у Фомина трудно было что-то прочитать.
– Что я должен помнить, доктор? Говорю же: я вчера был дома. Куда я мог пойти? Они меня не пустили бы.
Лаврентьев расстроился. Такое, в общем, бывало при соматогенном психозе, шизофрении или комбинации этих заболеваний. Временная амнезия. Хотя... Лаврентьев неожиданно вспомнил вчерашние глаза пациента, когда тот появился в комнате с пистолетом в руке. Глаза. В них было осмысленное выражение. О боже! И говорил Фомин вчера вечером вполне здраво. Даже про «врагов».
Лаврентьев отказывался верить самому себе. Получается, что в отдельные моменты здравый рассудок возвращался к Фомину, и происходившее в эти моменты затем начисто исчезало из вновь становившейся больной памяти. Впрочем... Впрочем, такое в практике психотерапии случалось. Временное возвращение рассудка, а затем опять помутнение сознания.
– Я уже могу не смотреть на вас, доктор? – подал голос Фомин.
– Да, конечно, – спохватился Лаврентьев.
Фомин тут же перевел взгляд на стол.
– Это в самом деле не ваше оружие? – Казалось, сейчас его больше ничего не интересовало.
– Разве я вас когда-нибудь обманывал?
– Я знаю, доктор. Вы со мной. Тогда... Тогда – это Они, доктор. Они хотят уничтожить меня из этой винтовки. Они подготавливались, но вы вовремя нашли оружие.
Фомин опять начал нести свой бред.
– Я не нашел оружия, – вздохнул Лаврентьев. – Оно просто находилось у вас на веранде.
– Нет, нет, доктор, – Фомин протестующе поднял руки. – Вы не понимаете. Они хитры. Очень хитры. И теперь решили бить наверняка.
– Почему наверняка?
– А разве вы не понимаете? Ах да, вы ведь не разбираетесь в оружии... Это снайперская винтовка. Понимаете? С оптическим прицелом. Они не хотят промазать.
Интересно, что сказал бы Фомин, если бы узнал, что из винтовки уже стреляли. Но усугублять положение психоаналитик не стал.
– Послушайте, – произнес он, направляя разговор в нужное русло, – давайте вернемся во вчерашний вечер.
– Во вчерашний? А чего туда возвращаться, доктор?
– Вы помните, что вчера делали?
– Конечно, доктор. Не такой уж я больной.
Лаврентьев сдержался, чтобы не хмыкнуть.
– И что вы помните?
– Я ждал вас. Потом заснул.
– И все?
– Все. А что еще может быть? Кроме того, что я ожидал Их?
Вчера ты, псих несчастный, был уверен в том, что знаешь, кто «они». Очень был уверен. До наглости.
Лаврентьев молчал, силясь угадать, как вести себя в создавшейся ситуации. Не было никаких сомнений, что слова у Фомина исходят из глубины души. Больной души. Как же вернуть назад то вчерашнее состояние пациента и узнать, что произошло?
– Я ждал вас, доктор, – продолжал Фомин. – Вы ведь обещали указать мне Врагов.
Вчера этого тебе уже не нужно было. И... Лаврентьев вздрогнул. Он чуть не упустил самого главного. Того, ради чего все и заварил.
– Вы мне обещали кое-что, – тут же напомнил он.
– Да? А-а, – вспомнил Фомин. – Вы о бумагах?
– Так что?
– Я все сделал, как и обещал. Я достал их из тайника так, чтобы Они не углядели.
– И где же они? – Лаврентьев не верил своим ушам.
Фомин идиотски подмигнул и ступил к дивану.
– Я спрятал их под подушку. Чтобы Они не могли добраться до них, пока я спал.
Фомин приподнял подушку и подпрыгнул на месте, словно узрел нечто ужасное.
– Нет! – он оглянулся на психоаналитика. – Их нет, доктор! – Его глаза безумно завращались.
– А ну-ка, успокойтесь, – остудил его пыл Лаврентьев.
Чего доброго, тот сейчас окончательно лишится рассудка, и что тогда? Тогда вообще ничего не узнать.
Врач подошел вплотную к Фомину, вырвал у него из рук подушку и положил ее на место. Значит, вчера вечером, когда тот был в другом состоянии, он сказал правду. У него не было того, что нужно Лаврентьеву. И куда он мог это деть? Теперешний Фомин на данный вопрос ответить не мог; он был убежден, что спрятал ценные бумаги под подушку.
– Доктор, Они сумели забрать... – тяжело дышал в лицо психоаналитику Фомин. – Они обхитрили меня...
Лаврентьеву неожиданно показалось, что пациент сейчас заплачет.
– Успокойтесь, – вновь повторил доктор. – Никто вас не перехитрил.
– Как же так? – хлопал ресницами Фомин. – Ведь бумаги пропали.
– Вы уверены, что положили их сюда?
– Конечно, доктор.
Лаврентьев на секунду задумался, а затем предложил:
– А что, если нам заглянуть в ваш тайник?
– Но, доктор... Если Они подглядят?
– А какая уже разница? Если бумаги исчезли, то в тайнике ничего и нет. Разве не так?
У Фомина отвисла челюсть:
– Вы правы. Вы, как всегда, правы, доктор. В тайнике ничего нет. Я вынул бумаги оттуда вчера, как и обещал вам. Там ничего нет.
– Значит, и бояться нечего, – улыбнулся психоаналитик.
Заложив руки за спину, Фомин нервно заходил по комнате, остановился возле стола, поднял
