– Не надо!!! – истошно завопил мужчина. – Не бросайте!!!
– Тогда вылазь, – строго сказал я.
– Не могу! Тут заперто…
Балабанюк смастерил решительную мордаху, привстал и взгромоздился на скобу. Я показал ему кулак – сидеть, боец. Я пока еще не маршал Жуков, чтобы для собственного спокойствия швыряться солдатскими жизнями. Осторожно привстав на цыпочки, отогнул край брезента. Бледный шанс, что пуля все-таки дура…
Пространство кузова было разгорожено на два отсека. В первом, закатив глаза, лежал седоватый мужчина в распахнутой камуфляжной куртке. Грудь разорвана свинцом. Автомат на полу. Второй отсек отделяла металлическая решетка (зверей перевозить?). На грязном полу корчился мужчина в рваном свитере, его буквально колотило от страха. Куцая бороденка ходила ходуном. Глаза подслеповато щурились. Кровь на лице…
– Леонид, Павел Викторович, помогите девчонке! – крикнул я коллегам, которые начали потихоньку вырастать из травы. Сделал знак Балабанюку – не терять бдительности, боец. Забросил полог брезента на крышу, забрался в кузов.
– Вы кто?
– Заславский Виталий Осипович… – выдохнул человек, фокусируя на мне взгляд. – Старший оперуполномоченный Верещагинского райотдела… А вы?..
– Вопросы задаю я, – строго сказал я. – Куда вас везли?
– Не знаю…
– А подумать?
– Да кончайте вы… – Человек приподнялся, держась за решетку, опасливо покосился на убитого. – Я действительно не знаю. Поступил сигнал, что в Быстровке – перевалочный пункт контрабандистов, возят грузы через Дарьяловский перевал, и вчера вечером как раз должна пройти партия из Радыгинского ущелья…
Человек надрывно закашлялся. Похоже, ему неплохо постучали по печени.
– И что?
– Прибыла… откуда я знаю… – кривая ухмылка перекосила черные губы. – Кто-то заложил… Засаду расстреляли… Погибли трое наших… Меня избили, бросили в машину… Этот говнюк… – человек злобно плюнул в покойника, но попал в решетку, – издевался как гестаповец – очки отобрал, «троллейбусом» дразнил…
– Он сидел в машине? – покосился я на седого. – Не вылез вместе со всеми?
– Он дремал в машине, – пояснил человек. – Уморился, как же, колотил меня смертным боем… Послушайте, мне выйти можно?
– А как я вас выпущу? Здесь замок.
– Ключ у этого жлоба справа в брюках, – вздохнул человек. – И если вам не трудно… поройтесь во внутреннем кармане, хорошо? Там должны быть очки… если не разбились, конечно.
– Сей момент, – пробормотал я. – Два вопроса, если позволите, Виталий Осипович. Вам известно, что во второй машине везли девушку?
– В какой второй машине? – вздохнул бедолага. – Знаете, уважаемый, мне вчера от души настучали по черепу – удовольствие, надо признаться, из специфических. Девушку там везли, слона…
– Голова не включается? – посочувствовал я. – Ну что ж, во всяком случае, вы живы. Кто эти трупы? – Я сделал неопределенный знак большим пальцем.
– Ну, вы даете… – восхитился плененный. – Всех уродов спровадить в мир счастливой охоты… Знаете, эти парни были не очень многословны – во всяком случае, те двое, которых я имел удовольствие лицезреть… Вы представляете себе, что такое бывшие работники госбезопасности?
– Бывшие? – уточнил я.
– Имеется подозрение, – пожал плечами узник. – Один из них сказал такую фразу – не знаю уж, по какому поводу: «У нас, мол, в Четвертом управлении на эти шалости смотрели сквозь пальцы». А другой рассмеялся: «И кто бы мог подумать, что с Лубянки откроют прямой рейс в такую таракань…»
– Из диалога не явствует, что это БЫВШИЕ работники госбезопасности, – справедливо заметил я.
– Да бывшие, какие еще, – махнул руками человек. – Вы думаете, им еще удастся там поработать?
– Вы уверяете, они везли контрабанду…
– Не уверяю, – возразил Заславский. – Контрабанду в этих местах везут с севера на юг. В Китай. Развитая система сухопутных и воздушных каналов. Золото, платина, алмазы. Реже – минералы, медвежья желчь, медвежьи гениталии, растертые в порошок… в понятии китайцев – чистая виагра. В Якутии множество приисков, а о наличии отдельных из них, уверяю вас, государство даже не подозревает. Контрабандное рыжье, понимаете? Преступный бизнес. Обмен на денежные знаки – без всякой бюрократии и проволочек. Часть пути преодолевается по воздуху, часть по земле – как удобнее. Вы даже не представляете, уважаемый, сколько тайных контрабандных троп проходит через Иркутскую область в Китайскую Народную Республику…
– Мы охотно можем представить, – сухо сказал я, вынимая связку ключей из кармана покойного. – Выходите, Виталий Осипович, и благодарите Бога, а также погибшего сержанта, что ваши мытарства не затянулись.
Взъерошенную девицу сгрузили со второго автомобиля, освободив от пут и липких наклеек. Булдыгин сидел в траве, качаясь, как китайский болванчик, бормотал про священное право выпить, а Ленька поддерживал приобретение в вертикальном виде и галантно объяснял, что нужда махать корягой и кусаться решительно отпала, поскольку мы хорошие.
– Ее величество королева Англии, – печально улыбаясь, объявил Ленька. – С санитаром.
Нельзя сказать, что она была чертовски хороша собой. Но проникновенные серые глаза не могли бы оставить равнодушными случайного прохожего.
Она пыталась что-то говорить, но решила не утомляться, всплеснула руками и очень картинно повисла у Леньки на шее.
– Это трогает за душу, – вздохнул я. – Но прошу учесть, девушка, что у молодого человека имеется долгоиграющая подруга, почти жена, которая расстроится, если мы ей все расскажем. А на второго даже не пробуйте, у него врожденная гинекофобия.
– Знакомое слово, – насторожился Булдыгин.
– Боязнь женщин, – охотно объяснил я. – В любом виде. Особенно в сыром. Впрочем, лирику пока опустим. Леонид, ты способен завести грузовик?
– О чем ты спрашиваешь? – возмутился Леонид. – Я способен завести космический челнок, если жить охота…
Мы забыли о времени, в котором находимся. Приходилось действовать быстро и сумбурно. Оставлять тела на открытом пространстве? Это не просто безнравственно. Работали все, в том числе девица, оказавшаяся способной воспринимать несколько несложных команд, и даже Булдыгин, сообразивший, что бездействие приводит к трагедиям. Покойников подволокли к головной машине, загрузили в кузов. Я завел головную машину, Аристов – замыкающую. Проехали метров триста на северо-восток, прежде чем по левой обочине образовался приемлемый спуск. Лес напротив был неодолимой преградой.
Рыча посаженными движками, грузовики переползали поляну. Смяли подлесок, взгромоздились на край замшелого оврага. Опять мы обливались потом, стаскивая тела к оврагу. Девице, представившейся Машей, было поручено наломать веток, и в принципе с задачей она справилась, правда, наотрез отказалась маскировать покойников, предъявив в качестве «отмазки» приступ рвоты.
Сержанта Капустина схоронили отдельно, «начерно» – завернули в промасленную дерюгу (лучшего в машине не нашлось), втиснули в щель, размытую водами, и заложили камнями. Балабанюк не выдержал, расплакался. Повздыхали, поговорили о том, что сержант был порядочным человеком и отличным командиром, а смерть-подлюка всегда не вовремя. Разъяренно копались в багаже покойников, выбрасывая бессмысленные станки для бритья, трусы, носки, оставляя консервы, пресервы, фонари, копченое мясо в вакуумной упаковке производства Киренского мясокомбината, прочие полезные в хозяйстве предметы. Документы мертвых господ, найденные в общей стопке, утверждали, что их обладатели трудятся в охранной
