напоминавшее поведение смертельно напуганного ребенка.
— Я все еще не решила, могу ли это сделать. Но что произойдет, если я соглашусь? Расскажите мне, — попросила она.
Сидя в своем офисе, Майк прижал трубку к уху предплечьем и буквально уткнулся в нее ртом. Долгие годы, когда ему приходилось звонить и отвечать на звонки в окружении других полицейских, научили его разговаривать нормальным голосом, но так, чтобы тебя не слышали окружающие.
— В лучшем случае, если он покинул свое убежище в лесу и не любит яркого света, он бросится обратно в лес и останется там. Эти ничтожества любят играть в свои игры, прячась и скрываясь от других, но они не любят, когда их находят.
— Тогда весь этот кошмар может закончиться. Возможно, он действительно оставит меня в покое.
— Возможно.
— Или?
— Публичность может придать ему новые силы. Вам придется сделать заявления, сидеть в ожидании интервью — я прав? Это громкая история: телевизионная знаменитость подвергается преследованию.
— Да.
— В этом случае может произойти самое плохое. Он не испытывает ненависть к свету, он любит его и хочет остаться в его лучах.
Слушая это, Линн качала головой, представляя, что ее ждет: всесторонняя травля, телефонные звонки, записки, вложенные в непристойные подарки, идущие снежной лавиной и способные похоронить ее заживо.
Дожидаясь окончания разговора Линн по телефону, Кара воспользовалась моментом, чтобы разобрать почту. В ней она нашла новую карточку Линн, подтверждающую ее членство в клубе «Брум». Кара положила ее на папку Линн и посмотрела на брошюру, которая была вместе с ней в конверте.
Где они только берут людей, чтобы позировать для подобных вещей? Лучшей демонстрации пользы физических упражнений быть не могло. Обезоруживающая наглядность.
Она положила брошюру вместе с карточкой и стала просматривать остальную почту, но мысли о прекрасных бедрах не покидали ее.
Она постоянно обещала себе сделать что-нибудь со своими собственными ногами, напоминающими кисель, своей невозможной задницей. Она даже заказала специальную литературу из двух клубов, но так и не притронулась к ней.
А теперь вот Линн, с идеальным внешним видом, чья жизнь полна событий, как у президента, — и начинающая делать все эти упражнения.
Это сводило Кару с ума.
Линн повесила трубку и начала мерить шагами офис. Она посмотрела вниз на машины, едущие по улице. Их бессмысленное зигзагообразное движение в сравнении с тем осмысленным и поступательным, которое царило здесь наверху, всегда служило для нее доказательство необходимости действий.
Но не сейчас.
В каждой из этих машин сидел по меньшей мере один человек; если она придаст огласке историю о том, как ее преследует садист-маньяк, она предоставит этим людям право обсуждать это и выносить свои суждения.
В поле ее зрения в данный момент находятся двадцать или тридцать машин. Помножить это на час, на день, на неделю. Добавить к этому пешеходов.
Тысячи жителей Бостона, затем сотни тысяч других, когда история начнет расползаться. Другие средства массовой информации: журнал
А каковы на самом деле факты этого преследования, которые она предлагает на их обсуждение?
Несмотря на то, что она уже много раз делала неправильный выбор в своих отношениях с мужчинами и страдала от этого, она позволила себе во время деловой поездки увлечься привлекательным мужчиной. Она провела вместе с ним вечер, а неделю спустя предложила ему остаться в своей квартире. Она спала с ним каждую ночь, представила своим друзьям и семье, и все нашли его обворожительным. Он дарил ей и им чудесные подарки.
Затем она решила прекратить эту связь, так как его поведение казалось ей странным, хотя все остальные считали его прекрасным.
Затем он пытался убедить ее изменить это решение.
Затем он начал делать вещи, которые не приносили никому вреда и ничего не доказывали… и что самые близкие ей люди считали, что она все неправильно истолковывает.
Для своего спокойствия Линн старалась прежде не думать об этом, загнав эти мысли в дальний угол своего сознания. Но теперь ей пришлось извлечь их оттуда, чтобы представить себя на месте этих сотен тысяч людей, которые будут рассматривать эти факты, не пытаясь спрятать подальше свои переживания.
Если даже самые дорогие ей люди не могли поверить в то, что та история, которую она с такой радостью и энтузиазмом сама же и начала, отдает дерьмом, то чего же она может ожидать от этих сотен тысяч?
Что они думали о Патриции Боуман?
Что они думали об Аните Хилл?
И что подумают на КТВ о человеке, которого они сватают, когда он выступит в главной роли в драме, подобной историям Патриции и Аниты?
Дыхание Линн оставило на окне туманное пятнышко. Ногтем она нарисовала на нем рожицу с глазами и носом, но лишенную рта.
Не было слов, чтобы описать иронию происходящего. Та, которая настаивала в своем шоу на ярком свете, приняла решение остаться в темноте.
— Я принесла с собой кое-какие гантели, — сказала Элизабет. — Или вы хотите заняться только массажем?
Линн помассировала затылок.
— Я думаю, стоит попробовать и то, и другое.
— Головная боль?
— Пытаюсь что-то сделать. Спасибо, что приехали в офис.
— Никаких проблем. У вас был измученный голос, когда вы позвонили. Бернадин Оррин говорит, что у вас сейчас тяжелый период.
Когда Линн работала с эластичной лентой для рук, вошла Кара с бумагами в руках.
— Не хочешь присоединиться? — спросила Линн.
— Нет, — резко ответила Кара.
— Это не так тяжело.
— Нет. Я зашла только за тем, чтобы ты подписала эти бумаги.
Когда Кара ушла, Линн подумала о том, как ей не хватает той свободы и легкости, с какими они раньше могли обсуждать все, что угодно. Кара беспокоилась о шоу и включении их в синдикат; она честно признавалась в этом. Но эгоизм заставлял Линн ненавидеть тот клин, который эта работа вбила между ними.
— У меня действительно сейчас тяжелое время, — ответила она Элизабет. Теперь она начинала понимать популярность тенденции возникновения близких отношений с личным тренером — тенденции, которая раньше казалась ей пустой и надуманной. Было очень легко сблизиться с человеком, который помогает тебе расслабиться, улучшает твое здоровье и выступает при этом в роли горничной и парикмахера, сохраняя непредвзятость.
Особенно, когда все окружающие тебя люди эту непредвзятость потеряли.
