— Мне тоже так показалось.
— Так кто же она? Знаменитая психопатка? Нуждается в симпатии? В чем дело?
— Она кажется обезумевшей от горя, — сказал Риб, — но на настоящего психа она не похожа. Может, она устраивает это, чтобы потом сделать из этого программу?
Сперанза медленно кивнул:
— Вполне вероятно. Может быть, реальная угроза прекратила существовать раньше, чем это ее устраивало. Прежде чем можно было пустить в ход камеры.
— Однако не могу представить ее убивающей собаку подруги.
— А кто знает, что она на самом деле думает о своей подруге?
— Справедливо замечено.
— Я имею в виду, Господи, что у нее нет никаких доказательств того, что она не замешана в это. У нее есть все ключи, возникавшие в этом деле, а режущее полотно, поранившее ее руку, взято из ее собственной квартиры. Звучит неправдоподобно. Единственный вопрос, который у меня возникает: почему она обратилась к нам?
Риб выпрямился:
— Ее брат сходит с ума от беспокойства. Возможно, он заставил ее сделать это.
— Попридержите ваших коней, — сказал Бубу. — Час назад вы сказали, что можете помочь. И вдруг сейчас оказывается, что вы не можете взяться за эту работу.
— Этот случай слишком сложный. Нам дали понять, что это простой случай преследования. Мы не можем…
Лицо и шея Бубу побагровели.
— Это и есть простой случай преследования.
Пожилой детектив сказал успокаивающим тоном:
— Я знаю, что так кажется вам и мисс Марчетт. Но, выслушав все обстоятельства дела, мы пришли к выводу, что случай слишком расплывчатый…
— На него может уйти гораздо больше времени, чем мы думали, — сказал Сперанза. — При нашей нынешней нагрузке мы не можем включить его в свой график.
Бубу собирался спорить дальше, но Линн прервала его:
— Не трать энергию попусту.
— Но это же оскорбление. Банк дает этим парням столько работы…
— И будет давать. Они, несомненно, специалисты в своем деле. Но они не хотят работать над моим делом. Они не верят мне. Давай, Бубу. Мы уходим.
В машине на обратном пути к дому Бубу и Анджелы она все-таки разрыдалась.
— Все как прежде, — всхлипывала она. — Кто-то преследует меня, и никто не может помочь.
— Эти ублюдки, — сказал Бубу. — Мне не следовало позволять тебе утащить меня оттуда. Где, черт возьми, они набрались такого нахальства, что позволяют себе обращаться с известной телевизионной ведущей как с помоями?
— Не только они. Это делают все. Не существует никаких объяснений, во все это трудно поверить, вот они ничему и не верят. Они отступают.
Она забыла дома гигиенические салфетки, и из ее глаз и носа лилось, не переставая. Она порылась в сумочке, надеясь хоть что-нибудь там найти, но ничего не было, и она заплакала еще сильнее, содрогаясь от сильных рыданий.
Глаза ее брата тоже наполнились слезами. Он обхватил ее плечи своей громадной рукой, притянул ее к себе и так, крепко обняв ее, продолжал вести машину.
Линн лежала в комнате для гостей; сон не шел к ней. Сквозь окно проникали ночные звуки.
Анджела проявила свое мастерство волшебницы в украшении комнаты. Кровать напоминала гору взбитого пуха и, казалось, сошла со страниц модного современного журнала; прозрачные желтые занавески покачивались от легкого ветерка. Ночной столик был заставлен разнообразными лосьонами и мазями.
Но ничего из этого не интересовало Линн. Сон стал недостижимой целью. Ладонь напоминала перчатку вратаря. Рука выше локтя и плечо болели так, словно она побывала в автомобильной аварии. Две таблетки перкодана не принесли облегчения.
Она прокручивала в памяти события и слова прошедшего дня. Ей так нужна была сейчас сила, но ее не было. Она вытекала из нее, словно просачиваясь по каплям.
Ее собственные слова.
Она вспомнила, какое выражение лица было у детектива: «Возможно, вы не сможете убедить меня, но почему бы не попробовать».
Линн повернулась на бок и положила руку на высокую, твердую подушку, которую для этого дала ей Анджела.
Она не переставая думала об этом предположении. Неужели она на полном серьезе должна была обдумывать вероятность того, что такие люди, как Кара и Деннис, пытались заставить ее умереть от потери крови?
Но она действительно должна была это обдумать.
Было даже больше смысла в том, что подумали детективы: никто ничего не делает Линн, кроме самой Линн.
Окно находилось в ногах ее кровати. Она услышала, как что-то прошуршало снаружи, затем тихий писк какого-то животного; она села на кровати и перегнулась через подоконник, чтобы посмотреть на него. Но там ничего не было, даже звуков его отступления.
Она села на кровати и начала делать глубокие вдохи, чтобы унять дрожь, которая охватывала ее во время всей этой ужасной ночи, когда она пыталась пробраться ощупью и одержать победу над путаницей, царящей в ее голове.
Но свежий воздух, наполненный запахом земли, не мог изгнать тот яд, который хранился на самом дне сознания: мысль о том, что детективы были правы.
Ее новый мучитель был фантомом.
Существом, не более материальным, чем животное, которое только что померещилось ей.
Она откинулась на спину, когда слезы снова потекли из глаз.
Неужели такое могло, могло быть? Неужели она страдала галлюцинациями?
Можно ли было допустить хотя бы отдаленную мысль, что
Порезать саму себя?
Убить Ники?
Она выпустила в эфир не одно шоу с участием жертв изнасилования и свидетелей убийств, которые спустя десятилетия неожиданно вспоминали преступления, о которых все эти годы ничего не помнили.
Неужели с ней произойдет то же самое: она проснется через десять лет и вспомнит все эти поступки? Случалось ли такое с теми, кто совершал преступления, а не только с жертвами?
Возможно, ей следует это выяснить.
Лежа в кровати, Линн начала смеяться. Это были те же сумасшедшие звуки, которые вырвались у нее в пункте первой помощи, и так же быстро они перешли в рыдания.
Слезы стекали по ее лицу и впитывались в модное стеганое одеяло.
