— Я только что ходил в больницу на физиотерапию. Я столкнулся с Франком Турко. Он спросил меня о том, что, черт возьми, с вами происходит.
Линн передвинула коробку, чтобы положить ключи в карман свитера. Она направилась к лифту.
— Когда вы выясните это, — произнесла она, — не дадите ли мне знать?
— Здесь негде поставить машину, — пожаловался Майк. — Мне понадобилось десять минут, чтобы найти свободное место. Где вы поставили машину?!
— В гараже на углу. Место там предоставляется вместе с квартирой.
Он осмотрел маленькую гостиную. Она была изящной, с трехстворчатым окном, выходящим на улицу, но вид из него мало походил на открывающуюся панораму порта в той ее квартире. В комнате стояла практичная мебель, которая бывает обычно в гостиницах, не дешевая, но надоедливая.
Развешивая посудные полотенца, она повернулась к нему вполоборота, и он воспользовался возможностью рассмотреть ее. За две последние недели она явно похудела еще на несколько фунтов. Лицо было совершенно бледным. То, что происходило сейчас, оставило на ней более тяжелые следы, чем даже те, что можно было видеть в самые худшие моменты эпопеи с Грегом. Их можно было заметить в том, как она держала себя, говорила и вообще не улыбалась. Она выглядела смертельно усталой. Вокруг ее глаз был наложен толстый слой грима, предназначенный для маскировки.
— Вы не очень хорошо выглядите, — заметил Майк.
Она повернулась к нему лицом:
— А со мной вообще все не очень хорошо. Я уничтожена.
Он испугался, что она попросит его уйти, и предложил:
— Давайте пойдем к Нэнси Джин. Она все время просит, чтобы я снова привел вас.
— Доктор Турко сказал, что я могла умереть от потери крови. В тот день я обратилась в детективную фирму.
— И?
Линн откинулась на спинку стула и обхватила себя руками. Ей было холодно в этом жарком ресторане.
— Сперва они сказали, что могут помочь. Затем отказались.
— Почему?
— Это слишком запутанное дело, они не могут включить его в свой график и так далее. Но было совершенно ясно, что они думают на самом деле. Они решили, что я — сумасшедшая. Притворяюсь или галлюцинирую.
— Кто были эти шуты?
— «Арбор инвестигейшнз.». Они не шуты. Они просто не были убеждены.
Чуть позже музыка стала более медленной и мечтательной. Доливая им в чашки кофе, Нэнси Джин перевела глаза с одного на другую и сказала:
— Встали и потанцевали бы, милые мои? Вы же не на поминках.
—
Нэнси Джин улыбнулась:
— Мне что, нужно опрокинуть твой стул?
Майк не знал, как это произошло, но его руки обнимали Линн, и они двигались в танце под звуки какой-то крайне сентиментальной мелодии.
Это вернуло тот сон, который мучил его днями и ночами на протяжении последних месяцев. Он знал каждый изгиб и выемку на теле Линн так хорошо, словно она лежала рядом с ним каждую ночь, а ведь он обнимал ее всего один раз.
Он всеми возможными способами пытался не думать о ней. Когда стало ясно, что это невозможно, он попытался направить свои чувства в русло своих профессиональных обязанностей: если он не мог бросить ее в том кошмаре, в котором она жила и который — для осознания этого ему понадобилось меньше суток — был реальностью, тогда он должен был сделать все от него зависящее, чтобы помочь ей. В пределах своих нынешних возможностей. И без личной заинтересованности.
А теперь было похоже что это решение исчезает вместе со всеми другими.
Его руки дрожали. Он не хотел, чтобы она почувствовала это, и поэтому едва дотрагивался до нее. Дрожь от этого только усиливалась, поэтому он обнял ее крепче.
Песня не кончалась, и было непохоже, что конец где-то близко. Ему хотелось, чтобы она прекратилась сию секунду.
И хотелось, чтобы она не кончалась никогда.
— Хорошая работа, — сказал Майк, глядя на замок входной двери в ее новой квартире.
— Мой брат пригласил человека, который выполняет такую работу в банке. Ключи есть только у меня и Бубу, и мы носим их с собой. Я больше не ношу свой ключ в кошельке.
— Ваш брат живет слишком далеко, чтобы оставаться единственным человеком, который может сюда попасть. Вам лучше дать еще один ключ мне.
— Я пообещала ему, что не дам ключ больше никому.
— Передайте ему то, что я сказал. Вы не собираетесь поговорить еще с каким-нибудь детективным агентством?
— Нет. — Линн сняла свитер. — Вы не можете себе представить, насколько это было унизительно. Мой брат чуть не ударил одного из них.
— Что же тогда, черт побери, вы собираетесь делать? Если вы настаиваете на том, чтобы оставаться в городе…
— У меня нет выбора. Я должна находиться здесь, чтобы заниматься шоу. Об его отмене не может быть и речи, так что даже не начинайте. КТВ и так уже отложило пробный показ на неопределенный срок.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Я мог бы помочь вам найти другого детектива.
Она вздохнула.
— Почему кто-то другой должен поверить мне, если они этого не сделали? — Она посмотрела ему в глаза. — Вы же тоже не поверили.
Он прошел в маленькую кухню, взял стакан и выпил воды.
— Я не знал, что и думать, — наконец сказал он.
Линн издала короткий смешок.
— Звучит очень обнадеживающе и, главное, к месту. — Затем она услышала, как с ее губ слетает вопрос: — Что вы думаете теперь? Сейчас вы мне верите?
Их разделяло несколько футов. Майк сделал два широких шага и обхватил ее руками.
— Я верю тебе, — сказал он нетвердым голосом.
Он держал ее так же, как на танцевальной площадке. Но теперь они не танцевали и кругом не было людей, а она так устала разыгрывать представления и сдерживать себя.
Она обняла его. Его губы прильнули к ее губам. Они были теплыми и нетерпеливыми, а его дыхание было учащенным.
Его руки гладили ее тело. Ее были в его густых волосах. Она опустила их на его спину. Там все еще оставались бинты. Она нашла его позвоночник и провела по нему пальцами.
Он застонал и крепко прижал ее к себе, и она почувствовала нарастающее в нем возбуждение.
В квартире стало темно. Свет падал только из кухни и из окна, за которым стоял уличный фонарь. Линн смотрела на его затененное лицо и не осознавала, что видит на нем.
Он сжал ее плечи. Он снова поцеловал ее, более сдержанно, но она чувствовала, что руки его дрожат.
