нолийского, а Канжу, который мог бы перевести, теперь не было.
Все еще вопя, воины скакали к насторожившимся животным. Самые крупные нантуки встали кольцом, защищая более мелких и совсем маленьких – размером всего с лошадь, – это, как решил Ган, были детеныши. Всадники выхватили мечи и стали размахивать ими перед великанами; казалось, они стараются приблизиться на достаточное расстояние, чтобы поразить их.
«Разве копья не подошли бы для этой цели лучше?» – подумал Ган, но потом понял: менги не пытаются убить огромных зверей, они просто стараются их коснуться.
Хоть это и казалось безумием, чем дольше Ган наблюдал, тем больше он укреплялся в своем предположении. Ловко уворачиваясь от ударов бивней, воины наклонялись с седел, чтобы шлепнуть нантуков по боку. Остальные менги криками подбадривали товарищей, и весь отряд впервые за несколько дней остановился не ради того, чтобы напоить коней или дать им попастись.
Остановка, однако, была недолгой; семеро всадников повернули к отряду, радостно размахивая оружием. Еще одна группа кочевников собралась было повторить их проделку, но кто-то пролаял резкий приказ, и после недолгих препирательств воины, ворча, заняли свои места. Ган следил за недовольными и поэтому не смотрел в сторону возвращающихся всадников, когда крики варваров вдруг стали громче и в них зазвучала паника.
Ган поспешно обернулся, гадая, что могло произойти. Шестеро кочевников растерянно метались по равнине, седьмого не было видно – по-видимому, его скрыла высокая, по грудь человеку, трава. Его конь на миг с визгом вынырнул из растительности – Ган и представить себе не мог, что лошади способны издавать такие пронзительные вопли, – но тут же вновь скрылся в траве.
Двое из оставшихся не справились со своими конями; один, вороной красавец, взвился на дыбы и начал отчаянно бить копытами. Из травы стремительно выпрыгнул какой-то зверь и, одним безжалостным ударом окровавленной лапы разодрав коню брюхо, кинулся на всадника.
Краем глаза Ган заметил, как кто-то скачет к месту кровавой расправы. Это был Гхэ.
Гхэ почувствовал присутствие хищника в траве еще до того, как тот напал на всадников. Оскалив зубы, вампир хлестнул своего скакуна и поскакал к месту несчастья. Кобыла привыкла к более опытному наезднику, но все же послушалась, и Квен Шен с Шаком, предводителем менгов, хихикнувшим при виде неуклюжих движений Гхэ, остались позади.
Гхэ не заботила участь варваров, которых ожидала смерть: он был просто голоден, а пожирать солдат днем, на глазах у всех, не решался. Уже с полудня он не мог думать ни о чем, кроме насыщения, и находиться рядом с менгами и их конями было так же мучительно, как голодать за пиршественным столом. Какая-то маленькая часть его сознания шептала ему, что неплохо будет заработать уважение этих дикарей. Попытка приблизиться к одному из гигантов нантуков выглядела бы смешной и весьма подозрительной, если бы вдруг при его приближении огромный зверь упал мертвым. В этом случае к тому же нолийские солдаты наверняка догадались бы, что случилось с их исчезнувшими товарищами.
Но Гхэ мог сделать вид, что убивает тварь, притаившуюся в траве.
К тому времени, как он добрался до места схватки, трое менгов и две лошади были уже мертвы или умирали. Гхэ поглотил те крохи жизни, что в них оставались, но это его не насытило. Та богиня, которую он проглотил, давала ему огромную силу, но для того, чтобы держать ее в подчинении, требовалось очень много энергии. С тех пор как Гхэ захватил богиню, он все время был голоден.
Его лошадь испугалась, взвилась на дыбы и сбросила Гхэ; однако тому казалось, что все происходит невероятно замедленно, – чувства его опережали события. Поэтому он с легкостью перевернулся в воздухе, по-кошачьи ловко приземлился и тоже по-кошачьи быстро скользнул по равнине, низко пригнувшись. Сжимая в руке нож, Гхэ встретил хищника в его стихии, под колышущимся пологом травы.
Благодаря странно ускорившемуся восприятию Гхэ смог не торопясь разглядеть животное. Оно казалось приземистым и массивным, но это было иллюзией, порожденной его размерами: зверь, если бы не полз на брюхе, был бы гораздо выше травы. Больше всего он напоминал свирепую собаку, с почти квадратной головой и коротким носом. Покрытые кровью передние лапы оказались толще и короче задних, тело величиной не уступало лошадиному, а на загривке огромным бугром выпирали мускулы. Палевая с коричневыми полосами шкура сливалась с растительностью.
Оскаленная пасть с легкостью могла бы вместить голову Гхэ; именно такое желание и читалось в маленьких черных глазках чудовища. Если бы не сверхъестественные способности вампира, движения зверя казались бы молниеносными – оно явно могло бежать гораздо быстрее лошади, по крайней мере на коротких расстояниях.
Гхэ сосредоточился, раскинул сеть своего могущества по степи, подчиняя себе силы земли, как это делал захваченный им демон, черпая силы из потока.
Хищник и вампир столкнулись друг с другом. Несмотря на всю свою мощь, зверь пошатнулся от удара и был явно озадачен: он ведь только что лапой прихлопнул, как муху, лошадь, и поэтому никак не ожидал, что слабый человек устоит на ногах. Гхэ увернулся от страшных когтей и одновременно нанес удар ножом снизу вверх под нижнюю челюсть твари. Страшная разинутая пасть нависла над ним, и он мог видеть, как окровавленная сталь клинка рассекла язык и проникла в череп. Гхэ знал: этого недостаточно, чтобы убить зверя немедленно, и будь он обычным воином, хищнику хватило бы ярости и сил прикончить его; однако в тот же момент Гхэ поглотил дух чудовища, выпил его жадными глотками, а остаток присоединил к остальным, захваченным раньше.
«Ну вот, теперь меня пятеро», – подумал Гхэ, когда безжизненная туша придавила его к земле. Он с улыбкой ощутил, как она сотрясается под запоздалыми ударами воинов.
Гхэ позволил им вытащить себя, всего залитого кровью хищника, из-под зверя, очень довольный теми приветственными криками, которые вызвал его подвиг. Он помахал в воздухе окровавленным ножом, и крики стали еще громче. Гхэ двинулся туда, где оставался отряд, предоставив одному из менгов ловить его ускакавшую лошадь, – он знал, что так выглядит более внушительно, чем в седле.
Предводитель выехал вперед, спешился перед Гхэ – это была великая честь – и пожал его окровавленную руку.
– Я никогда еще не видел подобного подвига! – воскликнул он, не в силах сдержать восхищения. – Гаан был прав: он сказал, что ты подобен льву, а только лев смог бы справиться с шежном.
– Шежном? – переспросил Гхэ.
– Травяным медведем. Он, должно быть, подкрадывался к нантукам, когда наши воины, на свое несчастье, помешали ему. – Менг изумленно покачал головой. – Этот клинок – бог? – спросил он, показывая
