подвал. Дверь в старую детскую Майрона — скоро ей предстоит стать комнатой Микки — была распахнута.
— Папа? — окликнул он.
И вновь молчание.
Майрон оглянулся на мать. Вид у нее был еще более удивленный, чем у сына и внука. Майрона охватил страх. Прогоняя его, он через несколько ступенек помчался вниз по лестнице. Микки следовал за ним.
Добежав до конца, Майрон круто остановился. Микки врезался в него сзади так, что он даже слегка пошатнулся. Но ничего не почувствовал. Он смотрел прямо перед собой, и ему казалось, что на глазах рушится весь его мир.
26
Однажды, когда Майрону было десять лет, а Брэду пять, отец взял их на стадион посмотреть игру «Янки» с «Ред сокс». Большинству мальчишек подобные события запоминаются так: поход на матч по бейсболу с отцом, отличный июльский день, головокружительный момент, когда выходишь из тоннеля и впервые в жизни видишь бейсбольное поле с его словно нарисованной травой, солнце, сияющее, как в первый день творения, наконец, своих героев в спортивной форме, разминающихся перед игрой с легкостью, присущей избранным.
Но в тот раз все было иначе.
Отец достал билеты в верхний сектор, откуда мало что увидишь, но в последний момент товарищ по работе дал ему два других — в трех рядах за скамейкой запасных «Ред сокс». Непонятно почему — и к ужасу всей семьи, — но Брэд был болельщиком именно этой команды. Впрочем, на самом деле не так уж непонятно. На самой первой карточке с изображением бейсболистов, которая попала в руки Брэду, красовалась фотография Яза-Карла Ястржемского. Великое, казалось бы, дело, но Брэд был из тех ребятишек, которые сохраняют верность своим первым кумирам.
Стоило им сесть, как отец с ловкостью фокусника извлек из кармана два билета на лучшие места и показал их Брэду:
— Сюрприз!
Билеты он отдал Майрону. Папа останется наверху, а мальчики устроятся в ложе. Майрон взял дрожащего от возбуждения Брэда за руку и повел его вниз. Добравшись до места, он так и ахнул: поле было совсем рядом. В общем, потрясно.
Когда Брэд увидел, как в нескольких ярдах от него лениво разминается Яз, лицо его расплылось в широкой улыбке, которую Майрон, стоило закрыть глаза, видел и чувствовал даже сейчас. Брэд изо всех сил захлопал в ладоши. А когда Яз оказался в зоне бэттера, он вовсе ошалел. «Яз, Яз, Яз!»
Малый, сидевший впереди них, круто обернулся и насупился. На вид ему было лет двадцать, в глаза бросалась нечесаная борода. Ее-то Майрон запомнил навсегда. Бороду.
— Довольно, — бросил бородач Брэду. — Уймись.
С этими словами он повернулся в сторону поля, а у Брэда вид был такой, словно ему дали пощечину.
— Наплюй на него, — сказал Майрон. — Кричать на стадионе никому не запрещается.
После этого все пошло наперекосяк. Бородач снова развернулся и схватил Майрона — он был рослым парнишкой для своего возраста, но десять лет есть десять лет — за ворот рубашки. Стиснув в кулаке — кулаке взрослого мужчины — вымпел с эмблемой «Янки», малый притянул к себе Майрона, так что тому в ноздри ударил затхлый запах пива.
— От его крика у моей девушки голова болит, — сказал он. — Пусть немедленно заткнется.
Майрон застыл на месте. В глазах у него набухли слезы, но от плача он удержался. Он чувствовал, что грудь у него сдавливает от страха и, как ни странно, стыда. Малый еще секунду-другую не отпускал Майрона, потом отвернулся и обнял свою спутницу. Боясь расплакаться, Майрон схватил Брэда за руку и поволок наверх, к отцу. Там он не сказал ни слова, по крайней мере поначалу, но отец был человек проницательный, а десятилетние мальчишки не лучшие в мире актеры.
— Что-нибудь не так? — осведомился отец.
Раздираемый по-прежнему чувством страха и стыда одновременно, Майрон запинаясь рассказал отцу про бородатого мужчину. Слушая сына, Эл Болитар старался сохранять спокойствие. Положив ему руку на плечо, он только кивал, но дрожал всем телом. Лицо его покраснело. Когда Майрон дошел до того места, как его схватили за ворот рубашки, глаза у Эла опасно почернели и, казалось, готовы были выскочить из орбит.
Откровенно сдерживаясь, отец вымолвил:
— Сейчас вернусь.
Дальнейшее Майрон наблюдал через бинокль.
Быстро спустившись по ступеням, отец зашел в ложу и сел на третий ряд, позади бородача. Он сложил ладони рупором и принялся громко, как только мог, кричать. Лицо его, и без того красное, побагровело. Крик продолжался и продолжался. Бородач сидел не оборачиваясь. Отец наклонился так, что его рот-мегафон оказался менее чем в двух дюймах от уха бородача.
Наконец тот круто обернулся, и тут-то отец сделал то, что заставило Майрона шумно вздохнуть: он отпихнул бородача. Тот раскинул руки, словно говоря: в чем дело? Отец пихнул его еще два раза, а потом поманил к выходу. Борода на призыв не ответил, и отец снова толкнул его.
Теперь внимание обратили и зрители. Кое-кто вставал, вытягивал шею. В ложу поспешили два охранника в желтых ветровках. Игроки тоже наблюдали за происходящим, в том числе и Яз. С появлением охранников спектакль прекратился. Отца вывели на лестницу. Болельщики приветствовали его шумными аплодисментами. Отец помахал им в ответ.
Через десять минут он был наверху.
— Возвращайтесь к себе на место, — сказал отец, — вас больше никто не побеспокоит.
Но Майрон и Брэд покачали головами. Здесь, рядом с настоящим героем, им нравилось сидеть больше.
И вот, более тридцати лет спустя, их герой лежал на полу цокольного этажа при смерти.
Час шел за часом.
В приемной больницы Святого Варнавы сидела, раскачиваясь на стуле, мама. Майрон устроился рядом, стараясь попасть ей в такт. Микки расхаживал по комнате.
Мама заговорила о том, что накануне отец весь день задыхался — «еще с ночи», она даже пошутила: «Что это, как молодой бычок перед случкой?» А он твердил — ничего страшного. «Надо было, — продолжала мама, — позвонить врачу, но отец упрямый, всегда у него все в порядке, но надо, надо было вызвать врача».
«Дед накануне весь день задыхался». При этой мысли Микки показалось, словно ему изо всех сил заехали в солнечное сплетение. Майрон попытался ободряюще улыбнуться ему, но мальчик круто повернулся и выбежал в коридор.
Майрон хотел рвануться за ним, но тут наконец появился врач в голубых медицинских перчатках и халате, прихваченном розовым поясом. Хирургическая маска была опущена и сбилась под подбородком. Глаза у Марка Эллиса — так, судя по бейджику, звали хирурга — были воспалены, на щеках двухдневная щетина. Чувствовалось, что он чудовищно устал и вымотался. Судя по виду, он был примерно ровесником Майрона, то есть для кардиолога высшего класса слишком молод. А ведь Майрон связался с Уином, чтобы тот нашел ему лучшего из лучших и хоть под дулом пистолета сюда приволок.
— У вашего отца обширный инфаркт миокарда, — объявил доктор Эллис.
Инфаркт. Майрон почувствовал, как у него подгибаются колени. Мама негромко застонала. Микки вернулся в приемную и подошел к ним.
— Дыхание мы наладили, но опасность не миновала, — продолжал врач. — Сосуды сильно забиты.
